— Не думаю, а знаю, — рассудительно отвечал Муромский. — Вон как глазки-то сверкают. Я ведь слы-ышал, что ты на кухне Фенюшке наговаривал, охальник этакий.
— Подслушивал, ай-я-яй… — укорил его Никита.
— Да как тут не услышать-то? Когда ты, кобель, во всю глотку орал про свое преклонение перед ее бесподобно гладкими коленями и несравненными… гхм… персями.
Добрынин принял оскорбленный вид:
— Во всю глотку? Да ну… Напраслина. Истинно говорю вам: напраслина!
— Вот тебе и ну. Отпирается еще. Перси несравненные поминал? Чего потупился?
— Профессор, — спросил Никита вполголоса, — я что, действительно громко выступал?
Геннадий кивнул и сообщил:
— Будто иерихонские губы. Или трупы?..
— Трубы, браток. — Никита призадумался. — Ну это, наверное, потому что масло на сковородке шипело. И вода в кастрюле булькала. И ножи стучали каленые. И крокодилы хрустели соленьями-маринадами в семьдесят семь зубов. И ты, Илюха, в трубку голосил, будто у тебя не телефон, а рупор… — Посчитав, что внимание Муромского убаюкано, он вновь провокационно предложил: — Ну так как, сгоняю к Инге? — И, не теряя инициативы, быстро добавил: — Если опасаешься, что снова начну заворачивать про перси и колени, могу прихватить с собой Геннадия. Так сказать, в роли бонны.
— Не хочу в роли бомбы! — заартачился инопланетянин. — Я пофигист. Или панцер-фауст? В общем, no war, make love!». [9]
— Тогда дуэньей, — продолжал щеголять эрудицией Никита. — Когда собираешься мэйк лав, дуэнью-сообщницу иметь — первое дело, извиняюсь за двусмысленность.
Он явно был в ударе. То ли зрелище счастливого воссоединения Швепсов так повлияло на него, то ли предвкушение скорого пиршества. То ли просто случился гормонально-адреналиновый выброс по причине летнего времени. Словом, было ему весело и хотелось распространять веселье на каждого, кто под руку подвернется. Лучше всего, конечно, чтоб под руку попадались представительницы прекрасного пола.
— И дуэли не люблю, — после некоторой заминки сообщил Геннадий. — Я миротворец в пятидесятом пополнении!
— Ну тогда хоть гувернером, — не падал духом Добрынин.
— Я буду твоим гувернером, — вмешался Илья в спор, грозивший затянуться надолго. — Идем, гаврики.
— А может, останешься дальше звонить? — невинно предложил Никита.
— А незачем, — в тон ответил Илья. — Всем, кроме Инги, я уже телефонировал. Скоро прибудут.
Он пригладил ладонью бобрик, застегнул воротник рубашки и шепотом пожелал себе: «С богом!»
Добрынин, последовательный атеист по долгу службы — солдат должен верить всего в две вещи: в победу и в правоту отца-командира! — скорчил недоуменную гримасу.
Кроме того, он всегда считал, что навещать дам желательно все-таки в одиночку.
После того как Инга открыла перед ними дверь, Никита уверился в этом окончательным образом.
Странная прихотливость сюжета до сих пор не позволила нам описать эту достойную девушку. А ведь по праву авторов мы располагаем о ней исчерпывающей информацией — включая данные интимного характера. Впрочем, заполняя этот досадный пробел, мы не станем углубляться в частности, обойдемся общими сведениями.
Инга была натуральной до самых корней волос блондинкой. Лишь некоторые пряди выкрашены в огненно-рыжий цвет — для контраста. Сероглазая, с некоторым количеством очаровательных веснушек. С губами, при первом же взгляде на которые мечтаешь впиться в них страстным лобзанием. О щечках, носике и ушках мы говорить не станем, ибо читателю и без нас ясно, что они вылеплены Создателем из наилучших материалов по превосходнейшим меркам.
С губами, при первом же взгляде на которые мечтаешь впиться в них страстным лобзанием. О щечках, носике и ушках мы говорить не станем, ибо читателю и без нас ясно, что они вылеплены Создателем из наилучших материалов по превосходнейшим меркам. Фигура Инги заслуживает особого упоминания — у авторов при ее описании вертится на языке могучее словосочетание «категорический императив!». Именно так, с восклицательным знаком. Следует заметить, что большинство мужчин ниже шести футов ростом рядом с Ингой абсолютно терялись. Как в психологическом, так и физическом значении. Единственным представителем сильного пола, кто при среднем росте и телосложении не стушевался перед этой валькирией (вот еще одно приемлемое определение для сей удивительной девушки), оказался, как нам помнится, именно Никита Добрынин.
Впрочем, русские офицеры никогда-то не боялись атаковать самые укрепленные высоты.
…Инга, видимо, только что вышла из ванной. Коротюсенький шелковый халатик василькового цвета едва прикрывал ее аппетитную… э-э-э… Выразимся иначе, халатик высоко открывал великолепные ножки. И рискованно открывал (если угодно, кое-как прикрывал) те самые округлости, из-за которых давеча уже ломались копья. Вдобавок учтем рассыпавшиеся по плечам Инги влажные волосы, аромат хорошего мыла, бриллиантовые капельки воды на нежной девичьей коже — и враз поймем, отчего гонец Никита и его гувернер Илья натурально обалдели.
На выручку им пришел вселенский дружбанолог, которому для обалдения требуется не чарующий вид краешка розовой ареолы земной женщины, а дивное зрелище глянцевых изумрудных чешуек у основания шеи персеанской рептилоидихи.