— Что вы мелете?! Какая Каракалпакия? Из какой академии? — раздраженно пробормотал Фебруарий Мартович. Он все еще не мог оторваться от волнующего зрелища на мониторе.
— Из эпидемии городской. С крысами бороться. А Каракалпакия полная, да.
— Посылай их к чертовой матери! — вспылил почти готовый гражданин острова Хоккайдо.
— Какие крысы в одиннадцать часов вечера? Пусть завтра приходят.
В трубке сдавленно пискнуло — и вдруг загрохотало. Отнюдь не фальцетом вохровца, а мощно, напористо, требовательно:
— ГорСЭС у аппарата! Инспектор Добрынин. Рекомендую безотлагательно сойти к проходной, гражданин заместитель директора! Иначе будут приняты крайне асимметричные меры. Тогда наплачетесь! — И инспектор Добрынин для убедительности вплел в посконину официальной речи золотую нить живого великорусского языка.
Конец нити, свистнув казачьей нагайкой, больно стеганул Фебруария Мартовича по филейным частям. Гендерный подхватился и, неизобретательно ругаясь сквозь зубы, поспешил навстречу сердитому эпидемиологическому крысолову.
Алексей Попов описал расхитителя интеллектуальной собственности (или, выражаясь языком контрразведчиков, «объект разработки») удивительно точно. Никита окинул хмурым узнающим взглядом прибежавшего толстячка — кувшинное рыло — и спросил с укором:
— Что же это вы, господин… э-э… — Он вопросительно поднял брови почти до самого респиратора, сдвинутого на лоб.
— Гендерный Фебруарий Мартович, — поспешно представился будущий самурай, чрезвычайно волнуясь. Близость инспектора внушала ему необъяснимый ужас. Он робко заметил: — Но я вообще-то не по хозяйственной линии заместитель.
— Не имеет значения, — сухо проговорил Добрынин.
Идиот вохровец вылупился на него с обожанием дворового пса. Видать, расслышал в голосе настоящую офицерскую твердость. Турникет, однако, держал на запоре.
Никита заговорил снова:
— Что же это вы, господин Гендерный, крысиный питомник из НИИ устроили? Вредителей развели на подотчетной территории, и хоть бы хны. Не знаете, чем грозят человеку мышевидные грызуны? Чумой давно не хворали?
Фебруарий Мартович начал судорожно вспоминать, давно ли он хворал чумой. От волнения вспомнить не удавалось, и он отчаянно выкрикнул:
— В детстве! — После чего без перерыва: — Не помню!
— Не помните, — печально сказал Никита. — Потому-то так преступно беспечны. А между тем в Средние века бубонная чума, разносимая именно крысами, уничтожила половину населения Европы. Хотите повторения этой истории?
Гендерный повторения средневекового мора, безусловно, не хотел. Что и показал, истово замотав головой и по-монашески прижимая руки к мягонькой грудке.
— Тогда проводите, — потребовал Добрынин и пристукнул страшненьким крюком по турникету.
Гендерный обратил на вохровца недвусмысленный взгляд. Тот, еле слышно шепча: «Ну как есть полная Каракалпакия! Окончательная!» — поспешно отпер проход.
— А почему, извините, вы прибыли так поздно? — спросил Фебруарий Мартович, семеня за строгим инспектором и стараясь заглянуть ему в лицо.
— Потому что грызуны крайне, крайне осторожны. Днем, как правило, прячутся, — наставительно сказал Никита. — Сейчас для них самое раздольное время. Возьмем, что называется, тепленькими. Показывайте, где ваш кабинет.
— Позвольте, а отчего вы думаете, что крысы обитают у меня в кабинете? Я ни разу их там не видел. Может, лучше пройдем к столовой?
Никита, поняв, что «объект разработки» начал оправляться от первого шока, чертыхнулся про себя, но виду не оказал.
— Поступил сигнал, — отрезал он.
— Поступил сигнал, — отрезал он.
Фебруарий Мартович при этих словах будто наяву увидел шакальи физиономии своих партнеров по ноу-хау-трансферту. Подавать столь дурно пахнущие «сигналы», кроме этих «грызунов», было некому.
— Сигнал, значит… А документики ваши посмотреть можно? — Он решился наконец-то навести справки.
— Давно бы так, — одобрительно проворчал Добрынин. Он протянул Гендерному книжечку в пупырчатых, будто икорных, корочках, а также лист предписания. — А то допускаете на секретную территорию кого ни попади. Без проверки, да еще в вечернее время. Непорядок.
Фебруарий Мартович внимательно изучил удостоверение и отметил, осторожно торжествуя:
— Вы, как я понимаю, всего лишь стажер?
Никита посмотрел на него с брезгливым соболезнованием, будто на слаборазвитого ребенка, только что съевшего собственную козюлю:
— Господи-ин Гендерный… — протянул он. — Что же вы думаете, в такой собачий час на крысиные помойки старших инспекторов посылают? Или ждете, что сама генеральша Вожжина пожалует? Ладно уж, — миролюбиво сказал он, пряча документы в карман, — можете не отвечать, вопрос риторический. Идемте к столовой.
Столовая располагалась в дальнем от проходной конце здания. Вообще, здание НИИ больше всего походило на помесь грандиозного семиэтажного зиккурата и броненосца времен Цусимы. Цеха опытно-экспериментального завода «Луч» занимали четыре нижних яруса (корпус корабля), а собственно исследовательские корпуса — пирамидальную «палубную надстройку». Впрочем, картафановцы, слабо знакомые как с архитектурой древней Месопотамии, так и с конструкцией боевых кораблей прошлого, называли его Ледоколом.