— Это как? — заинтересовались друзья. — Конкретизируй, товарищ политрук.
— Допустим, мы добываем себе ксивы скромных чиновников. Каких-нибудь непрезентабельных, но решабелъных ведомств. Типа санэпиднадзор, пожарные там, комитет по землевладению. Налоговая, если получится. Думаю, как пропуска в кабинеты они вполне сгодятся. А уж внутри кабинетов мы найдем о чем поговорить с хозяйчиками.
— И как поговорить, — кивнул Муромский и снова обозначил серию коротких прямых по корпусу, завершившихся крюком в печень.
Леха задумчиво постучал ногтем по граненому боку опустевшего стакана.
— В принципе звучит соблазнительно. Только кто нам эти документы оформит? Фальшивки-то долго не продержатся. А настоящие достать тяжеловато.
— Тяжело в учении, легко в очаге поражения, — заметил Никита.
Илья кивком выразил согласие с военным и энергично потер ладони.
— Тяжело в учении, легко в очаге поражения, — заметил Никита.
Илья кивком выразил согласие с военным и энергично потер ладони.
— Э-э, Попец, как раз тут есть пространство для маневра. Хорошими людьми земля полнится. Авось и раздобудем настоящие. Никита, перчила ты этакий, мне нравится идея! Стоит даже обмыть.
— За, — лаконично выразился Добрынин.
— Так и я не возражаю, парни, — сказал Леха. — Обмыть так обмыть. Только не забывайте, мы ж без-ра-бот-ные. Нет работы — нет денег. Нет денег — нет аусвайсов. Нет аусвайсов — кабинеты на клюшке. Кругом марш! Круг замкнулся, кружок закрыт. А денег нет. Какая попа нам их даст? У кого-то есть глубоко закопанные фонды?
— Стройся, боец Попов! — рявкнул Никита. — Равняйся. Смирно! Равнение на валютовладельца Муромского!
— В смысле?
— В том смысле, что Бакшиш ему должен пять штук «подорожных».
— А ведь точно! — обрадовался Илья. — Хо-хо, зимогоры! Зовите меня Ротшильд.
— Ага, добрый Бакшиш мало того что теряет бой, еще и отрывает от себя пять штук? — не сдавался Попов. — Фантастика.
— Он слово джигита дал!
— Ладно, пусть он и подкинет Илье эти копейки. Но, парни, пять штук — слезки.
— Что ж, Алексей, тогда будем проводить в жизнь политику реваншизма. — Никита обнял Попова за плечи. — Разорять местное Монте-Карло с помощью твоего золотого кия. Слабо?
— Ну-ка, ну-ка… Реванш, говоришь? Герку Немчика раскатать вместе с его присными? Гм, не пресно. В этом уже кое-какой резон имеется!
— Не кое-какой, а какой надо, — подначил его хитрый «комиссар».
— Да уж, да уж… А если проиграю, кием бить не будете? — деловито осведомился прожигатель зеленого сукна.
— По обстоятельствам, — туманно ответствовал Илья.
— Какой стих нападет, — согласился Никита.
— Эх, была не была, бейте! Зато в случае успеха минимум один к десяти обещаю.
— Видишь, как все удачно складывается, — обрадовался Муромский. — Жизнь потихоньку налаживается, собака такая! И погода распогаживается. Эгей! Пора, значится, воздухом ночного Картафанова митохондрии угостить.
— Через папиросочку, — внес поправку Никита.
Компания вышла на балкон. С покрытого черным лаком неба заговорщикам подмигивали слегка расплывающиеся и покачивающиеся звезды. Город внизу доживал последние часы царствования беспредела, совершенно о том не подозревая.
Да что город — вся бескрайняя страна елозила, укладываясь поудобнее. Но рассвет был зачат и начал зреть. Сердце его, трехкамерное, пылкое, могучее, пульсировало на Илюхином балконе.
Вернувшись в комнату, друзья, не сговариваясь, расселись поодаль от стола. Их молодые тела насытились, теперь пищи просили души. Илья, чутко осознав, какая потребность скрыта в молчании, снял со стены гитару и предложил:
— Споемте, друзья, ведь завтра в поход!
— Это дело я люблю. — Никита взял в руки инструмент и провел по струнам.
— Эх вы, гусли-самогуды, ноги-самоплясы.
— Ишь ты, гляди-ка че! — обрадовался хозяин. — Тоже игрун, значит? Ну сейчас мы тут джем-сейшен устроим. Погодите минутку.
Впрочем, отсутствовал он куда меньше. Появился, неся еще две гитары, одна из которых была очень уж изящной, с пышным бантом — определенно дамской. Ее-то он и облапил нежно, передав вторую Лехе.
Трио дружно забренчало, подстраиваясь друг под друга.
Добрынин начал наигрывать что-то мелодичное и до боли знакомое.
— Знаем, знаем, — подыграл ему Попов. — Старинная юсавская песня «Хотел в Калифонью». «Иглз», по-моему.
— Ну а чем мы не трио орлов-бандуристов? И мы можем.
— Не, Лешка, давай-ка лучше нашу старинную.
— «Песню про кабанов»?
— Точно.
Дамская гитарка под мышкой у Муромского выглядела как балалайка. Тем не менее звук он извлек из нее самый что ни на есть зажигательный:
Исстари рядится с делом потеха:
Мол, без потехи царил бы бедлам.
— Добрая чарка коню не помеха, —
Ну так и хрена ли нам, кабанам!
— Так эту я знаю! — обрадовался Никита. — Мы ее в морге на посиделках постоянно пели.
— Ну да, можно сказать, ваш профессиональный гимн. — Алексей подмигнул ему. — А ведь все народные песни выходят из народа.
— Леха у нас тот еще физик-лирик. Самородок-самописец! Он в свое время в студентах много чего народного понаписал, вагант.
— Да будет тебе, — смущенно отмахнулся Попов. — Поехали, что ли?
Звон трех гитар и рев трех крепких глоток заполнил, казалось, всю Вселенную: