— Вот я и говорю… Ручки к ней приложены трудовые. Подвеска усилена, то да се. Бугая пятилетнего нехолощеного можно возить. Хоть бы хны. Главное — внутрь затолкать.
Илья хохотнул и любовно погладил «окушку» по крыше. Никите на миг почудилось, что машинка, словно кошка, выгнула спинку навстречу его страшенной лапище и довольно мурлыкнула. Добрынин оторопело моргнул и, чтобы скрыть растерянность, закурил.
Папиросы у него были «Беломор», зато зажигалка — «Ронсон».
Папиросы у него были «Беломор», зато зажигалка — «Ронсон».
Леха, похоже, также увидел что-то странное, но виду не подал. Как уже говорилось, он знал Илью с голоштанного детства и привык, что к тому магнетически тянет всяческих особ женского пола. Почему должно быть исключение для техники? Он взглядом попросил у Никиты папироску, получил, раскурил, мимоходом отметил тонкий вкус грубого табачка и, красиво выпустив два дымных шлейфа из ноздрей, справился:
— Куда покатим-то, братцы?
— На Пятак! — провозгласил Муромский. — И без возражений. Я, срамно признаться, нынче еще ни разу не купался. Ни единого! А завтра уж июнь. Первый шаг природы к осеннему увяданию. Там на бережке под липками и обсудим, с какого боку за мировое зло браться.
— Маевка за городом — славная традиция русской, разъети ее в пути, революции, — заметил с одобрением Никита.
— Маевка, оно конечно, да. Вещь. Только у меня, между прочим, плавок нету, — сообщил Леха, забираясь на заднее сиденье.
Представить, что туда, в эту кормовую тесноту, полезет заджинсованный перчила Добрынин — с его щегольскими усами, аристократической физиономией и «Ронсоном» в кармане бело-голубых, как будто слегка светящихся «ливайсов» — так вот, представить такое зрелище Леха был неспособен категорически. А ему-то что, ему не привыкать. Он и в тракторной тележке, на наваленном россыпью корнеплоде турнепсе путешествовал. В багажном отсеке «кукурузника» вместо кукурузы летал. Вот такенного борова в детстве объезжал. Без седла, зато со шпорами!
— Плавок нету? И что? Семенники тебе уже и не трусы будто, — с добродушной укоризной прогудел Илья. — Мне вот, положим, они трусы, Никите трусы. А тебе — позорный клочок ткани?
В этот момент Никита рывком высунул голову в окошечко и обронил на мостовую дюжину-другую отборных, — матовых, по выражению Лехи Попова, — самоцветов. Неизвестно, оценил ли этот царский подарок дымчатый котяра, чей дерзкий бросок из-под колеса «Оки» послужил детонатором для взрыва, зато Леха оценил сполна. Он широко улыбнулся и блаженно прищурил глаза. Ну кому, скажите на милость, пришло в голову звать злодейкой судьбу, которая сводит с такими людьми?
Тем временем ведомая уверенной рукой Ильи машинка, подрезав грузовик «Кока-кола», выскочила в крайний левый ряд на проспекте Градоустроителей (бывший Далеких Канонад), нахраписто обошла спортивного вида иномарку и бодренько покатила навстречу солнцу. По направлению к озеру Пятак.
Пока друзья едут на маевку, представим поподробнее заджинсованного перчилу.
Никита Добрынин был военная косточка в бог знает каком поколении. Со времен Петра Великого, а то и раньше Добрынины верой и правдой служили отчизне. Дед Никиты, Самсон Добрынин, был одним из самых секретных диверсантов, действовавших в тылу фрицев с 1941 по самый 1945 год. Отец, Василий Самсонович, подвизался в зенитно-ракетной артиллерии. Именно он лично наводил ракету, сбившую Пауэрса над Черемыслем. Выйдя на пенсию, заслуженный ракетчик остался жить в городе своей боевой славы, где и появился на свет наш герой. Ясно, что для Никиты Васильевича иной дорожки, чем военная, не было. После Суворовского училища он подался в Краснознаменное Высшее военно-политическое училище имени Поссовета. По окончании Добрынина ждала карьера замполита, политрука, а по-прежнему — комиссара. Однако стал он в итоге замысловатых жизненных выкрутасов армейским корреспондентом. В очень приличном журнале Министерства обороны «На плечо!».
Конец лета 19… года ознаменовался для молодого военкора, двадцатитрехлетнего лейтенанта Добрынина, первым серьезным заданием. Командировкой в Забайкальский военный округ. Там недавно созданная группа пограничников ловила китайских браконьеров, истреблявших на нашей территории уссурийских тигров. У себя в Поднебесной в погоне за целебными тигриными усами, когтями, костями и требухой они перебили уже всех полосатых красавцев. Подчистую.
Командировка удалась. Никита сполна нюхнул пороху, сдружился с молодцами-погранцами и даже лично задержал прыгучего, как бешеный кузнечик, ловкача китаезу. Тот махал ногами и большим разделочным ножом с поистине нечеловеческой скоростью, но не уследил за Никитиным левым кулаком, а потому остался без четырех зубов, зато с бандажом на сломанной верхней челюсти. Повторим: верхней челюсти!
Встретил лейтенант Добрынин в районе Уссури и свою большую любовь. Любовь звали Элла, Элка, Элечка. Она была дочкой пограничного подполковника Браславского и первой красавицей всего Еврейского автономного округа. Точнее, если говорить именно о еврейских красавицах, последней. Спустя два года она, уже побывав Никитиной женой, укатила в свои палестины делать бизнес или что еще — Лехе было безразлично. После развода Добрынин знать ничего не хотел о ее тамошней жизни.