Илья слушал речи Фенечки-хранительницы с сомнением. Трудно в голове укладывалось сокровенное знание, ой трудно. И то сказать: всю жизнь думал, что сам зодчий своих успехов, а оно вон как оказалось! Он по-детски шмыгнул носом и спросил:
— Ну и чем же отблагодарить тебя, красавица?
— «Чем», «чем»… Словами добрыми. И потом, теперь рядом с тобой товарищи, мне все ж полегче будет. А сил подкоплю — смотришь, и помогу вам своим русским духом. По лбу там кого треснуть или в ухо съездить. Это у меня очень даже запросто. Или подскажу чего.
— Фенечка, золотце, а каким образом ты разговариваешь? — заинтересовался пытливый, как всякий инженер, Попов. — Телепатия?
— Да кто его знает. В одном я уверена точно: слышать меня пока что способны только вы трое. Теперь по поводу пропавшей бутылки, ребятушки… В морозильнике она. Только сдается мне, пить вы нынче не захотите. Некогда вам будет. Потому что спать пора. — Сменив интонацию и тембр на комиссарский, Феня скомандовала: — Рота, отбой!
Приятели переглянулись: «Вон как!» — и под руководством радушного хозяина, отчаянно зевая один другого шире, разбрелись по спальным плацкартам.
Сам Муромский, чтобы освободиться от алкогольной усталости посредством пары-тройки любимых упражнений, завернул в спортзал. Посмотрел на тренажеры необоримо соловеющим взором, крякнул преувеличенно бодро, да так и свалился на мат, едва успев подтянуть под голову вместо подушки толстенный блин от штанги.
Глава 5
ОБОГАЩЕННЫЕ ЗЛОМ
Промоутер Ильи Муромского Бакшиш страдал весь вечер. Бродил по своим палатам каменным, что трудами праведными не заработаешь, и маялся. Свет белый был ему категорически немил. Немила была и беляночка Света, что ласковой зверушкой стлалась по его следу, уговаривая:
— Хоть винограду покушай, хорошенький! Хоть коньячку тяпни, родненький!
Прогнать дуру-девку — а с недавних пор законную супругу! — у Бакшиша рука не подымалась, язык не поворачивался.
Свет белый был ему категорически немил. Немила была и беляночка Света, что ласковой зверушкой стлалась по его следу, уговаривая:
— Хоть винограду покушай, хорошенький! Хоть коньячку тяпни, родненький!
Прогнать дуру-девку — а с недавних пор законную супругу! — у Бакшиша рука не подымалась, язык не поворачивался. А только и терпеть причитания моченьки не было.
В конце концов он забрал у готовой заплакать блондиночки коньяк и виноград да и заперся в кабинете, позвав с собой семейную любимицу, таксу Груню. Там, улегшись просто на полу, директор «Свинцовой перчатки» попытался трезво и взвешенно обдумать ситуацию со срывающимся, точно альпинист с обледенелого склона, боем Муромец — Хмырь.
Отчего трезво-то, спросите? Оттого что пить любимый двадцатилетний «Ахерон» сил не было! Во как оглушили Бакшиша Никитины комиссарские обертоны!
«Похоже на то, — уныло размышлял промоутер, трепля собачьи уши и катая во рту виноградину, — что горяченькие, почти уже лежащие в руках денежки распустили крылышки и упорхнули».
Надо отметить, Бакшиш вовсе не являлся тупым громилой с отбитыми в давнишних спаррингах мозгами. В определенных кругах слыл он натурой поэтической и где-то даже утонченной. Примерно как лезвие опасной бритвы.
Бакшиш поместил виноградину между зубами, невидяще уставился в умные глазенки Груни и пробормотал:
— И осталось мне лишь с затаенной грустью проследить их полет. Какое скорбное разочарование!
Он сжал челюсти.
Виноградина лопнула. Оказалась она кислой — почти как гримаса, исказившая костистую физиономию Бакшиша. Дабы смыть мерзкую кислятину, пришлось ему собрать волю в горсточку и, игнорируя екающую селезенку, дернуть коньячку. Потом еще. И еще. Потом он ощутил себя вполне орлом, прогнал собаку, вскарабкался на диван и кликнул Светку…
Утром народившегося Дня защиты детей, ранним-ранним и студеным утром 1 июня, наваждение схлынуло. Уже в пять часов Бакшиш орудовал эспандером, вновь чувствуя себя бодрым, дерзким и решительным. Приступив к отжиманиям, он с брезгливостью припомнил собственное вчерашнее слюнтяйство — лишь на секунду, чтобы тут же забыть. Приседая на одной ноге, вспомнил, что его банально выставили на пять косарей «зеленых». И это если не считать «упущенной выгоды»! Которая, по самым скромным прикидкам, сулила тридцатикратное увеличение средств, вложенных в бой Муромского. А уж о моральном ущербе от факта, что на него, Папашу Бакшиша, самым безобразным образом наорал какой-то заджинсованный… Об этом и речи не шло. Пока не шло.
Бакшиш с удовольствием осмотрел в зеркале свое поджарое тело, набросил на плечи пушистый халат и отправился в ванную. По пути встретил таксу Груню, почесал ей за ухом, подхватил с комода мобилу и набрал номерок Тыры. Тыра, конечно, был полным уродом и подонком, зато преданным.
Урод и подонок ответил сразу, будто неусыпно ждал звонка всю ночь.
— Захвати Богарта, и пулей ко мне, — велел Бакшиш.
— Так ведь Богарт… он того… — испуганно тявкнул Тыра.
— Чего-того? — рявкнул Бакшиш. — По рукам пошел? Девки?
— Ну не… Он это… Свалил вчера, короче. Самолетом. На какую-то гору. К Афоне, что ли?
— На гору Афон, может? — проявил Бакшиш эрудицию. — А на кой хрен?