— Илья, етить твою, и ты молчал, баобаб ты по пояс деревянный?! — попенял ему Алексей. — Как, говоришь, его кличут?
— Жеглов. Жеглов Владимир Глебович. Прошу любить и жаловать.
— Уже любим. Уже жалуем, — задумчиво произнес Добрынин и повторил медленно, как бы пробуя строки на вкус:
Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.
— Нет, ну ведь надо ж так, а? — Он покачал головой. — Жеглов… Жеглов. Знакомая какая-то фамилия.
— Да он, насколько мне известно, артист. По-моему, в клязьмоградском Театре на Лубянке. Может, где и в киношках засветился. В «мыле» там или в блокбастарде?
— Нет, не могу припомнить. Но шарит реально. Что да, то да!
В этот момент хозяин заведения щелкнул пальцами:
— Мужчины, а не пора ли нам пуститься в разнос? На бис мы с вами, думается, обязательно сегодня споем. Но позже. А сейчас рекомендую обратить внимание на скатерть-самокатку. Оцените, какие разносолы Инга смастерила.
Разносолы были самое то, что нужно. Исполинская курица, запеченная верхом на бутылке, груда золотистой запеченной же картошечки. Охапки разнообразной свежей зелени, корнишоны размером с детский мизинец, ароматнейшая копченая грудинка. А еще изрядная миска столь аппетитных соленых рыжиков, что остальные продукты на фоне их казались самое большее сублимантами.
Алексей, сам заядлый грибник, обалдело развел руками:
— Вот, значит, как! Не все, видать, природные богатства утекают к буржуинам, ой не все! Не, ну глянь: один к одному. Муром, ксеришь ты их, что ли?
— К буржуинам? — развеселился Илья. — Погоди-ка.
Продолжая похохатывать, он вышел на кухню. Вернувшись, протянул другу затейливо разрисованную пустую банку:
— Читай, кудрявый. Видишь, внизу ме-э-эленькая строчка: «Импортер — Руссия, штат Черемысль». А выше, покрупнее: «Маде ин Франса». Усек, нет?
— Не вполне.
— Тогда следи за комментарием. Наша братва на грибоуборочных комбайнах всю эту рыжую ботву подчистую скашивает и угоняет в Европу.
Усек, нет?
— Не вполне.
— Тогда следи за комментарием. Наша братва на грибоуборочных комбайнах всю эту рыжую ботву подчистую скашивает и угоняет в Европу. Потом другая братва, типа руссо туристо, которая там отдыхает, видит в лавках эту хрень и ради хохмы волочет ее к нам назад. Сувенир, дескать. Дальше байка о галльских рыжиках расходится среди корешей, и самого юркого кореша пробивает на эврику: есть, е, белые пятна в отечественной экономике! Так закрасим их оранжевым! Тут же во Франсу летит экспедитор и скупает товар на корню. Операция, естественно, встает умнику в копеечку. Потому что далеко не каждый средний европейский буржуин может позволить себе раскошелиться на подобный деликатес. Но здесь-то русская копеечка оборачивается офигенным еврорублем! Берут ведь отечественные буржуины импортные рыжики в маринаде. Еще как берут! А за ценой не стоят. На фига, если базар о понтах.
— Ловко ты все по ступенькам расставил, — удивился Никита. — А откуда сокровенные знания? Самому в операции довелось поучаствовать?
— Не. Мне про этот круговорот грибов в народе Инга рассказала. Родственник у нее в рыжиковом бизнесе каким-то боком завязан. Она же и баночки мне иногда подбрасывает, сердобольная душа. Короче, мужчины, грибки действительно наши, кондовые. Под них и предлагаю уже начать, благословясь. В смысле не открыть ли нам для себя случайно бутылочку водки, братцы?
— Давно пора! — с энтузиазмом согласились «братцы».
Илья достал водку из ведерка со льдом и разлил по классическим граненым стаканам. Стаканы тут же аппетитно запотели.
Попа восхищенно покачал головой, перетирая грибную историю:
— Отсюда — туда, оттуда — сюда. Ну мазефакеры, всем мазефакерам мазефакеры! Просто мазе-фазе-систе-бразе-факеры! Готовый материал на Пулитцеровскую премию.
Трое хороших людей, с приязнью поглядывая на стол и друг на друга, одновременно подняли стаканы, одновременно чокнулись и, проговорив «За знакомство!», одновременно забросили блаженные ледяные полторашки в разгоряченные адреналином организмы.
Надо ли говорить тебе, просвещенный читатель, что вторая порция без перерыва на зажевывание покатилась следом за первой. Под традиционным лозунгом «За отсутствующих дам!».
— Эх, Илюха, — по-доброму позавидовал Алексей, проталкивая слова сквозь плотный слой рыжиков, — повезло тебе с соседкой! И румяна, и бела, и порядок навела.
— У хозяина с хозяйством хороши при ней дела, — поддержал Никита. В отличие от Попова, он щелкал экспортно-импортный продукт как семечки. Вилка деловито сновала туда-сюда. Грибки еле успевали прощально хрустнуть в полноценных зубах и рысцой, в колонну по одному, устремлялись вдогонку за ускакавшей в авангарде водкой.
Илья, отдирая ножку у истекающей жарким соком курицы, заметил:
— Большому рту и куски радуются! А насчет Инги, дети мои, — он назидательно вознес кверху куриную конечность, — зависть в вас черная, непотребная говорит. Грех на вас, сукины вы дети! Отношения полов — это вам не наука или какой-нибудь завалящий опыт. Это, братья, от рождения. И находится главным образом здесь. — Муромский похлопал себя по широченной груди, где, судя по объему, многое могло разместиться. — А не там, где вы, богопротивные, полагаете. Не в репе и не в репице, стало быть!