— Товарищ военный, мы про эти уговоры столько раз слышали, а что и почем, до сих пор не знаем. Не носи в себе, поделись. Какой такой экстрим она тебе предлагает?
Добрынин смущенно улыбнулся в щегольские усики.
— Да это… того… экстрим самый экстремальный.
— Да это… того… экстрим самый экстремальный. Жениться на ней.
— Ну военный, тебе круто подфартило! — крякнул Илья. — Опаснейшая, едренть, работа — быть Любавиным мужем, честное слово.
— Да ладно, хорош мужика пугать, — шикнул на Илюху Попов. — Не дрейфь, Никита, прорвешься!
Добрынин шутливо поднял руки:
— Уболтали, сдаюсь. Тогда уж вы и будете сватами. А как откатаем медовый месяц, ей-богу, возьмусь за писанину. Пока мы с вами колобродили, навалилось громадье творческих планов. Писать хочется, аж моченьки нет!
— Продолжение сериала? Новые приключения Аллигатора? Мы тебе названий подбросим.
— «Аллигаторову грушу нельзя кушать».
— Или «Утка для Аллигатора».
— В смысле ночная вазочка, но кто же виноват…
Обретая за пикировкой былую форму, напитываясь привычным желанием заниматься тем, к чему сердце лежит, подобрались к ставшей родной для всех троих штаб-квартире Муромского.
Илья вопросительно глянул на дружбанов:
— А не соблявого… собаково… тьфу ты, не согласятся ли милостивые судари посидеть перед трудным рабочим днем?
— Шоу маст гоу он, — напыщенно пропел боевой товарищ Лешка.
— Гуано вопрос, — по-военному четко расставил акценты перчила Никита.
— Тогда двигайте помаленьку. Я догоню.
Пока хозяин загонял «окушку» в гараж, глушил мотор, заботливо протирал машине стекла и шептал какие-то нежные водительские глупости, парочка скрылась в подъезде. Распрощавшись с автокровиночкой, Муромский подхватил Арапку и зашагал к дому, томимый неясными предчувствиями.
Предчувствия его не обманули.
Илья открыл подъездную дверь и обмер. Навстречу, доброжелательно улыбнувшись подвернувшемуся старичку-дворнику, порхнула Дева. Нет, не Орлеанская, и не Мария, а всамделишная Дева с заглавной буквы. Илюха машинально отметил скромный цветастый сарафанчик, открывающий плечи и колени, светло-русые кудряшки и слегка вздернутый носик над спелыми вишневыми губками. А машинально оттого, что увидел глаза Девы. Невозможно дивные Девины глазищи. Два блестящих от восторга перед жизнью изумруда размером с вселенную надвигались со скоростью улетевшего персеанского звездолета. Они искрились, переливались, обволакивая Илью такой женственной нежностью и лаской, что он не выдержал и крепко-крепко зажмурился.
Когда же решился приоткрыть глаза, незнакомка исчезла. «Наваждение», — подумал Илья с тоской и тяжело затопал по ступеням.
В квартире при виде друзей он невольно расслабился. Здоровые, взрослые мужики гонялись друг за дружкой, перестреливаясь нематериальными карт-бланшами.
— Даю коренной зуб Аллигатора за прибор сквозьстенного бдения! — с упоением орал Никита.
— Меняю самонаводящееся сверло на массаж Любавы Олеговны! — не отставал Лешка.
Муромский с ходу включился в игру и загудел, сграбастав великовозрастных игрунов в объятия:
— А я меняю все будущие нокауты на возможность почаще задыхаться от вашего мерзейшего табака, курилки вы этакие!
Уже все вместе побарахтались еще сколько-то, затем решительно двинулись к столу, по обыкновению изобильному. Прежде чем сесть, не сговариваясь, выразили признательность невидимой хозяйке:
— Ай спасибо, Фенюшка, кормилица ты наша, лапушка и голубушка!
— Приятно-то как, право слово, — раздался знакомый голосок.
Прежде чем сесть, не сговариваясь, выразили признательность невидимой хозяйке:
— Ай спасибо, Фенюшка, кормилица ты наша, лапушка и голубушка!
— Приятно-то как, право слово, — раздался знакомый голосок. Почему-то со стороны прихожей. — А в глаза повторить сможете?
В зал вплыло виденье, пригрезившееся Илье у подъезда.
— Феня?! Феня!.. Но откуда? Да как же это… — забормотал утративший молодецкую прыть Попов.
— Мадемуазель, — молодцевато склонил голову не потерявший ее Добрынин, — не откажи офицеру. Прими посильное участье в строительстве моёва щастья!
Мадемуазель не отвечала. С чуть лукавой улыбкой она смотрела на Илью. Только на него одного. Наваждение повторялось. Опять на него стремительно надвигались два пылающих изумруда, поглощая его с потрохами и одновременно отражая в самих себе.
Неоднократный победитель Хмыря и ему подобных, костолом и разрыхлитель женских сердец по-младенчески бессвязно лепетал:
— Фенечка… берегиня… ты… вы… я…
— Какая гламурненькая мистика! — захлопал в несуществующие ладошки циничный Арапка.
— Да никакая не мистика, — со знакомой наигранно-сварливой интонацией пропело наваждение. — Видимо, с Олимпийским Мишкой я все-таки перестаралась. Кончилась моя парапсихологическая, или как ее там, энергетика. Где-то что-то разладилось. А может, наоборот — наладилось. Вот, принимайте меня такой.
Она робко шагнула к Илье:
— Что, Илюшенька, загрустил? Не чаял увидеть подобную замухрышку? А ведь помнится, все как один жениться клялись.
— Эге ж! — опомнился наконец Алексей. — И впрямь клялись. Позвольте мне стать вашим любимым мужем, о прекраснейшая из прекрасных те… — Он начал судорожно выбирать между тетками и тетьками — не справился и сконфуженно умолк на середине фразы.