Пубертаткин вновь разъярился, выскочил из кресла, забегал по кабинету.
— Ай, мама-джан! — нервно повторил Эдипянц, вытащил из внутреннего кармана початую чекушку «Хеннесси» и, не предложив даме, основательно хлебнул из горла.
Возмущенная дама слегка пристыдила его по темечку и ловко поймала выскользнувшую из пальцев бутылочку. Сделав не менее основательный глоток, передала коньяк по эстафете своему милому. Едва Пубертаткин успел приложиться к сосуду, отворилась дверь.
Фебруарий Мартович, не предчувствуя дурного, с добродушной улыбкой ступил на собственный эшафот.
При виде этой улыбочки Вован Офигенович поперхнулся. Окруженный мельчайшей коньячной пылью как облаком, он подскочил к Гендерному и потащил к зеркалу.
— Здоровеньки булы, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! Что, Мартович, смотрел фильм про гладиаторов? А, нихонская твоя шкура? Мышка-Япончик, блин! Смотре-ел… Так я тебе сейчас еще кое-что покажу. Я тебе сейчас козью морду покажу, баклан окольцованный!
Гендерный страшился поднять глаза на свое отражение в зеркале. Вдруг там и впрямь обнаружится баклан? Или, правильнее, баран для заклания. Вован расходился дальше и дальше:
— Смотри, свиное рыло! Вот тебе козья морда! Узнаёшь?.. Смотреть, я сказал! Ты даже до козла не дорос, козленок престарелый!
— Ах, батоно Фебруарий, нехорошо себя ведешь, — приблизился к ним Жорик, довольный тем, что перестал быть крайним. — Ты ж нас огорчил, старичок. Подвел. Мы ж за это тебя здесь, на месте, замочим. В коньяке. И под столом закопаем. И надпись сделаем: «Вы знаете, каким он пёрнем был!»
Подступившая Гаубица завершила возникшую в зеркале художественную композицию «Агнец в лапах трехглавого дракона».
Плотоядно ощерившиеся головы обдавали незадачливого агнца огненным коньячным духом. Тяжелый шипованный хвост разбивал в щепу предметы меблировки и дубовый паркет. Шесть лап смертоносного звероящера выжимали из жертвы последние соки.
Фебруарий Мартович сморгнул. Наваждение исчезло.
Оправившись от первичного шока, старый лис смекнул, что шум поднят не зря. Факт его доверительной беседы с государственными людьми всплыл на поверхность. Плохо, но несмертельно. Долгая полуподпольная коммерческая деятельность научила Гендерного главному умению. Уходить, ускользать, отваливать, отползать. Отмазываться от какого бы то ни было ответа. Другие пусть отвечают за козлов. А ему, матерому душному козлищу, отвечать на претензии новоявленных волчишек не след. Причем волчишек-то тряпочных. Смотри-ка, нашли агнца!
Он досадливо стряхнул с плеч вцепившиеся лапки и преобразился в прежнего гладкого, упитанного заместителя генерального директора «Луча». Как бы между прочим в его руках оказался забытый «Хеннесси». Гендерный вальяжно достал из буфета высокий стакан. Манерно налил себе коньяку на два пальца. В стакан, разумеется. С удовольствием отпил. Заговорил — вполголоса, едко и значительно:
— Господа менеджёры, давайте без суеты и детских распальцовок. Пацанва — штаны на лямках… Извините, мэм, вас это не касается. — Он сделал поклон в сторону насупившейся госпожи Швепс. — Жёрику, ара, ты на кого батон крошишь, крошка? А вам, Владимир Офигенович, ткнули бы шокером в пещеристое тело, что бы вы тогда запели?
Последняя фраза в исполнении Гендерного была не более чем садистической спекуляцией ниже пояса, но на менеджёров подействовала. Они живо представили, что могут наделать маленькие шустрые молнии электроразрядного устройства с беззащитными, такими задорными в иных случаях органами. Представили — и охнули.
Участливая как все женщины, Нинель Виленовна обеспокоилась:
— Бедненький Фебруарий Мартович, как же вы теперь… жить-то будете?
— «Как», «как»… Не знаю я. Не жил пока. Боязно и пробовать, сами понимаете… Эх, да разве это жизнь! Вообразите, в разгар рабочего дня, при всем честном народе вваливается к тебе натуральная гопота. Только наделенная казенными корочками. Ладно бы варяги. Ан нет, свои, доморощенные. Помните, скандальчик недавно получился у главного инженера с неким инженером Поповым?
Гендерный пригубил коньяк и подчеркнул:
— Еще бы нам всем не помнить, да, коллеги? Ну скандалиста задвинули, скандал замяли. Казалось, конец — делу венец? Но нет у революции конца! Чертов инженер умудрился внедриться в налоговую инспекцию.
— Как это возможно? — изумился Пубертаткин. — Так не бывает! За ним явно какая-нибудь корпорация или контора.
— Я тоже так думал. Еще час назад. Пока у бургомистра не пошептался с Августином Дерябнычем. Выяснилось, никакой корпорации! Они и налоговую взяли нахально на гоп-стоп. Представляете? Беспрецедентный казус. Да-с, господа. Что тогда обо мне говорить?..
Гендерный в расстроенных чувствах рассеянно повертел опустевший стакан.
Пубертаткин с Эдипянцем наперегонки помчались к бару-холодильнику, в четыре руки выдернули первую попавшуюся текилу и пустили по кругу.
Рассказчик продолжил:
— Пес их разберет, кто у них там главный. Но птицы высокого помета! Тот, который здоровый, оказывается, жандарм из службы иммиграции. Который пониже, с усиками — вообще монстряк из СЭС. По документам стажер, а уже ушлый, зараза…