Представитель Серого Замка оказался мужчиной богатырского телосложения. Рожа у него была самой протокольной, с некоторым элементом зверства. Френч и бриджи на нем были с иголочки, портупея-лак, фуражка полметра диаметром и сапоги в гармошку. За спиной жандарма возвышалось жуткое чернолицее чучело в пестрых одеждах, будто только что сбежавшее из этнографического музея. Чучело напевало регги и пританцовывало. На его широкой, как Тихий океан, груди мотался омерзительного вида амулет: сушеная человеческая голова. Поразительно похожая на тот сморчок с ножками, за которым гонялся санитарный инспектор.
— Уполномоченный по борьбе с незаконной иммиграцией и торговлей живым товаром Муромский, — четко представился Илья. — А вы, как я понимаю, Фебруарий Мартович Гендерный?
Обильно потеющий Гендерный мелко закивал.
— Поговорим у вас или сразу ко мне, в Серый Замок? — напористо поинтересовался Муромский.
— Я не совсем понимаю, чем вызвано… — пролепетал Фебруарий Мартович, но жандарм нетерпеливо заворчал, и Гендерный замахал вохровцу: отпирай живее. — Э-э… Пр… Проходите, офицер.
— За мной, — не оборачиваясь, скомандовал уполномоченный плясуну-папуасу и, громыхая сапогами, двинулся вперед.
В кабинете Муромский первым делом «проверил документики» у эпидемиологического санитара, после чего удовлетворенно пожал ему руку и сказал:
— Одно дело делаем, брат-крысолов. Продолжайте спокойно работать.
— Дредд, — приказал он своему экзотическому спутнику, — а ну помоги товарищу с заразой воевать!
Дикарь радостно осклабился и после непродолжительной борьбы выхватил из рук Добрынина пакет с крысиным ядом. Инспектор на секунду замер, раздумывая, как реагировать на такую помощь, а потом махнул крюком:
— Пошли тот угол обработаем.
Жандармский уполномоченный втиснулся в личное кресло Гендерного, положил перед собой планшетку. Гневно посмотрел на монитор, где рисованные ниндзя не столько сражались, сколько занимались непотребством. Буркнул «чего и следовало ожидать» и направил на Фебруария Мартовича палец:
— Итак, гражданин Гендерный, будем реально и добровольно сотрудничать или в несознанку играть?
— А по какому вопросу? — робко спросил Фебруарий Мартович, присаживаясь на краешек стула для посетителей.
— По вопросу поступившего заявления. Ознакомьтесь. — Муромский извлек из планшетки бумагу непреложно официального вида. Однако «ознакомиться» Гендерному не дал, начал читать сам: — Несовершеннолетние гражданки республики Вьетконг Пу Та Нча и Ша Ла Вча заявляют, что их ручной труд незаконно использовался на незаконной фабрике по изготовлению домашней обуви. И не только, понимаешь, ручной труд! — свирепо добавил он, бросив взгляд исподлобья на дисплей компьютера.
Гендерный представил, что там может твориться, и поалел со стыда. Однако нашел в себе силы возразить:
— Какая еще обувь, господин офицер? У нас не скорняжная мастерская, а государственный научно-исследовательский институт.
Плюс опытно-экспериментальный завод среднего машиностроения. Не легкой промышленности, а машиностроения. Понимаете? — добавил он просительно.
Смутить непробиваемого жандарма не удалось ни на миг. Он с деловым видом порылся в планшетке и вскоре торжественно выудил новый документ.
— Ошибочка вышла. Бывает. Да. Угу. Итак, оказывается, незаконный механический цех, существующий на территории завода «Луч», производит действительно не тапочки, а другую продукцию! Впрочем, также полностью не сертифицированную. Зачитываю список. — Он откашлялся и начал выразительно читать: — «Штопоры нержавеющие эксцентриковые», «шумовки с диафрагменными отверстиями», «шуруповерты тремор-аккумуляторные», «дрели рефак…» Гм?! «Дрели рефракционные». И, наконец… Свидетель Дредд, что у нас под номером «наконец»?
— «Электрошоковые разрядники кромешного действия», — с готовностью наябедничал чернорожий паяц. — Для самообороны или зажигания газовых конфорок кухонных плит.
— Шокеры? — не на шутку заинтересовался вдруг инспектор Добрынин и даже снял респиратор. — А каково пиковое значение электрического разряда? Санитарнобезопасным нормам соответствует?
— Значительно превышает любые нормы, — жестко сказал Муромский. — Зна-чи-тель-но!
— Так-так… — Добрынин зловеще клацнул телескопической рукояткой багра. — Вот ведь как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!
— Да, удачно, — согласился жандармский уполномоченный. — Но меня сейчас интересует другое. То, что в подпольном цехе используется крепостнический труд незаконных мигрантов из Африки и с Соломоновых островов. Свидетель Дредд?
— Так точно! — бешено кривляясь, выпалил дикарь и с многовековой ненавистью представителя угнетаемой нации воззрился на Гендерного. — Мои бедные братья трудятся по шестнадцать часов! Скверно, практически без мяса, питаются. Пьют самое дешевое пиво. Не имеют возможности пятиразово в день отправлять религиозные обряды у священного огня. И, самое невыносимое, — им запрещено плясать во время смены!
— То есть как — запрещено?! — изумился Добрынин. — Вообще, что ли?
— Абсолютно! — страшным голосом проговорил Дредд. — Даже на месте пританцовывать.
После чего, разводя ручищи, с искаженным ненавистью лицом шипя «живьем удавлю расиста!», он двинулся к Гендерному.