Разумеется, не обошлось без танцев, без хоровых песен под гитару.
Веселясь с остальными, не квасил один хозяин. Точнее, наоборот, квасил он один. Незаметно для окружающих Илья подливал себе в бокал ядреный духовитый квас, изготовленный Фенечкой. Нам неведомо, кручина ли молодецкая тому причиной, знак ли какой, или просто обрыдло спиртное в данный момент, но факт остается фактом: к часу, когда гости решили расходиться по домам, Муромский, трезвее стекла, суше листа, налился подзабытой лютой свежестью. Абсолютно ясная голова, звенящие от забродившей удали мышцы. В таком состоянии парапсихологи усилием воли двигают спичечные коробки, йоги забивают железнодорожные костыли ягодичными мышцами, причем шляпкой вниз, а чемпионы силового экстрима одной левой выбрасывают на космическую орбиту ракеты с Гагариными.
Илье чертовски хотелось подвига.
Гости, ничего этого не замечая, расходились. Попарно. Дамы в сопровождении джентльменов. Затем — «холостяки». Салютуя на ходу, в колонну по одному в дверной проем ловко выпали господа военные. Последними удалились Попов и профессор дружбанологии. Лешка с плотоядной усмешкой болботал:
— Эх, ящерка, раскручу я тебя на технические новинки!
На что благоухающий укропом Геннадий виновато ответствовал:
— Разве я возражулю, дружбан Алешка? Конюшно нет. Телу — бремя, тетехе — часть. Но мне самому новинки в дикость. Или в диковинку?..
С каждой секундой их голоса становились неразборчивее.
«Один, — задумался Илья, — опять один. Все подружки по парам, только я в этот вечер без подружки. Без лягушки, без неведомой зверушки». На этой крамольной мысли он опасливо покосился по сторонам: а ну как Фенечка примет на свой счет?
Фенечка не заставила себя ждать:
— Что, Илюшенька, невесел? Уж не девулю ли какую вспомнил? Да ты погляди на себя, сидень. Ишь заелся, запился, тело как куль с картошкой стало, а туда же! Шел бы лучше на тренажеры. Глядишь, через часок-другой вся придурь с потом выйдет. И сальце лишнее сгорит. Чего расселся, пентюх? Шагом марш к золотым мгновениям спорта!
«…И от этих-то неслыханных речей умер сам Кощей, без всякого вмешательства…» — всплыли в голове Муромского жегловские строчки.
Подхватившись, он рысцой побежал изгонять меланхолические бредни. Скрипели на разные лады пружины тренажеров. Ухали, хлюпали боксерские груши. Звенела от молодецких ударов макивара, выполненная из лиственницы. Меланхолические бредни спрятались было под маты, но, когда разошедшийся спортсмен перешел к акробатическим упражнениям, не выдержали и с писком отчаяния упорхнули в раскрытое настежь окно.
Разгоряченный Илья остановился, чтобы убедиться в полном изгнании пустяшных мыслишек. Словно дождавшись остановки, раздался телефонный звонок.
Подняв трубку, Илья неласково осведомился:
— Ну кому не спится в ночь глухую?
— Слышь, старичок, извини за беспокойство, нужда в тебе великая, — раздался голос Бакшиша.
— Без нужды, сам понимаешь, не позвонил бы.
— Тебе что, в полночь нужду больше справить негде? — хмыкнул Муромский.
— Да у меня, сам понимаешь, большая нужда.
— А у меня тут не сортир… понимаешь!
Было слышно, как на другом конце провода Бакшиш собирается с духом, явно переламывая себя.
— Илья, человек ты или нет? Мне, можно сказать, житья осталось — как баран чихнул, а ты…
— Ладно, выкладывай, кто там на тебя чихает? — смягчился Илья.
Бакшиш заторопился:
— Короче, наехали центровые. Передали, что ваш с Хмырем бой должен состояться при любой погоде. В противном случае, сам понимаешь, жизнь коротка, спят облака, и все такое.
От подобной информации огромное доброе сердце Муромского забилось в широкой грудной клетке кречетом, норовя выбраться на волю, добраться до разносчиков информации и… Илья совсем уж было собрался ответить одним из наиболее убойных Лешкиных выражений, как вдруг его посетила заманчивая идейка. Немного поразмышляв, он убедился, что идейка-то в самом деле недурна.
Ай, да ведь однова живем! Илья восторженно рубанул ладонью воздух.
— Да я че. Это я типа согласен. Че я, не понимаю, что ли, сам понимаешь!
— Вот и ладушки, вот и чудненько. Только, Муром, огромная просьба, чтобы все было чики-чики. Якши?
— Бакши, Якшиш. Будет на твоей улице праздник, обещаю.
Договаривающиеся высокие стороны распрощались с видимым облегчением, с радостным предвкушением потирая руки.
Развеселившийся Муромский принял ледяной душ, докрасна растерся ежовым полотенцем и, по-прежнему похохатывая, отправился спать. Под шумок позитивных эмоций уснул он моментально. Расхолаживающих романтических снов не наблюдал.
Сон его был нечуток, однако и непродолжителен. Разбивать его начали третьи петухи. Илья долго отнекивался, отмахивался, кидался в них подушкой, пока не сообразил, что петухи звонят за дверью. Почему-то подумалось, что явились пресловутые «центровые» — физически добиваться согласия на бой. Затем в полусонном мозгу возник образ утренней фемины. Или богини. Какой-нибудь Авроры, к примеру. Причем Авроры в интерпретации известного крейсера, который побренчал-побренчал всеми своими рындами, да и ахнул гулким залпом.
Вслед за первым залпом заухали следующие. Муромский пробормотал, что Зимний давным-давно взят, равно как почта, телеграф, вокзалы и банки. Ему блазнилось, что он легендарный матрос, бежит с веселым другом-пулеметом освобождать добрых людей от засилья. «Ого-го, — рокотал он. — Канары — кочегарам! Каналы — канальям!» Засилье вокруг и впереди него проминалось, разлеталось бесформенными кусками, шлепаясь далеко в стороне.