Вот… Но Инта так и не знать ее имени. Но она находить любимого. Он был один из всех, кто еще не умирал. И он узнавать Инту и давать ей свой меч. А это был самый сильный меч против Зла, который даривал ему отец Созидателей Омм. И Инта взяла этот меч, а сын Омма тут же умирал, так как только сила меча и радость отдавать его в надежные руки делала ему жизнь после битвы.
Инта взяла меч, и он тут же менялся в ее руках, и она держать простой посох. И она пошла назад. И плакала. И из ее слез вырастали цветы белые, как побледневшее от беды небо.
Та эльфка выпускала Инту. Она была великая колдунья, но она или не увидела меч, или увидела, но отпустила его. Никто не знать, что была у нее за душа. А Инта пошла назад. Но что для коня сына Омма было две оры полета, для ноги женщины… — Криза покачала головой, — это очень долго. Пока она шла, у нее рос живот. Так рос, что было видно, что она не может вернуться к дому, отец и жених будут ее убивать. И она ушла совсем в другое место. И тут гарга вышла оттуда, где вода мешана с землей и всех любопытных тянет вниз, где живут каменные говорящие твари, знаючие про все, но ничего не знаючие, что есть Истина.
Гарга выползывала из своих землев и находила деревню гоблинов. И жрецу-старейшине она велела разыскивать Инту, так как в ней вся надежда Подзвездного. И они отыскивали женщину, и та жила с ними, и никто об этом не знал. Даже гоблины соседних деревнев, так как гарга велела молчать. И у Инты родилась два одинаковых дитя. Но один было мальчик, а другой — нет. И они жили еще несколько летов среди гоблинов, но потом эльфы начали гнать нас в горы. А люди стали предатели и начали молиться новым богам. И тогда жрец-старейшина и Инта решили, что она с дочь уходить назад к люди, а ее сын орки уносят в горы и воспитываевают из него воина, который помнит.
Но все всегда не так, как думывают даже умные. Инта с дочка уходила, и никто с тогда не знает, что с ними было. А на гоблинов нападывали люди, которые тоже хотели начинать жить в те места. Жреца-старейшину убивали, а сына Инты находили и решали, что он пленник, так как понятно было, что он не гоблин, а что он сын Созидателя, никто не мог понимать. И его уносили, и тоже ничего не известно больше.
— А меч? — с трудом сдерживая волнение, спросил Рамиэрль.
— Не знаем, — вздохнула Криза. — Он был у хороший воин, который должен был учить сына Омма биться. Тот прорываться из боя и пропалывал. Никто его больше не находить.
— Я одного не понимаю, — после долгого молчания подал голос эльф, — откуда ты все это узнала?
— Слезы Инты, так цветы зовут все. Это так, — ответила орка, — но только те, кто родился в семьях, как моя мать, знать вся правда… Это северные все напутывать, они хотеть забывать и Инта, и эльфка. Они хотеть только убивательный меч… Это кто давно за наших дедушки жили в том селе, где прятали Инта. Мы все помним, ничего не должно быть забытое. Но мы не знаем, где сейчас кровь Омма и меч, который остановит Злою
— А где Зло, вы знаете? — Рамиэрль сам не знал, зачем он это спросил.
— Не знаем, но чувствуем, — орка передернула плечами, — оно просыпается, и времени почти нет. Мы не победим без Созидатели. Но мы можем умирать с честью.
— Нет, эмикэа, — Рамиэрль шутливо дотронулся до носа своей собеседницы, — мы победим. Мы просто обречены на победу. А теперь — все. Спать!
Странно, но они действительно уснули и проснулись лишь поздним утром, ясным и радостным. Криза, изо всех сил делая вид, что все в порядке, сразу же принялась что-то обжаривать на огне. Эльф покачал головой — тому, кто провожает, всегда тяжелее — и стал быстро собираться. В легкий полотняный мешок сложил самое необходимое — одежду, оружие, немного золота и несколько артефактов — и привязал ношу за спиной, защитив соответствующим заклинанием. Жаль, конечно, что можно спасти от сырости рубашки и оружие, но нельзя идти по реке как посуху, но тут уж ничего не поделаешь.
Эльф сбросил одежду, за чем с видимым интересом и без всякого смущения наблюдала юная орка, и решительно шагнул в воду. Плыть предстояло долго, а день явно клонился к вечеру…
Глава 7
2229 год от В. И. 13-й день месяца Агнца.
Гремихинский перевал и таянская Фронтера
Войско подходило к Гремихе. Людям отроги Лисьих гор еще представлялись туманной полосой на горизонте, но глаза гоблинов уже различали отдельные вершины, темную щетину лесов и даже белые пятна еще не сошедшего снега на склонах. При виде знакомых пейзажей обычно невозмутимые горцы слегка оживились, начались разговоры, а кто-то даже стал мурлыкать под нос песню о горных волках. Гоблины и сами напоминали их, пятый день кряду они без устали бежали ходкой волчьей рысью, позволяющей не отставать от лошадей.
Будь в воинстве Годоя только конница и гоблины, оно миновало бы Гремиху еще позавчера, но в армии была и другая пехота, не говоря об обозе, везущем всяческую необходимую при передвижении армии снасть и фураж. Базилек поставил условием не прикасаться к припасам арцийцев, и регент выполнял обещанное. Впрочем, спешить было особенно некуда — в Эланде и Северной Фронтере, по которой предстояло идти, еще лежал снег, который должен был успеть растаять и сойти в Сельдяное море. Так что время у Годоя вроде бы было.
Разумеется, Михай понимал, не мог не понимать, что Рене вряд ли поверит байке о Святом походе против атэвов, но положение Гнезда Альбатроса это мало меняло. Все равно эландцам придется биться на два фронта — на Побережье, где против них выступит армия, в несколько раз превосходящая их силы, и на переправе у Вархи, которую в нужное время возьмут на себя Ожидающие и горское подкрепление, что вот-вот прибудет в Таяну.
Если Рене прознает про поход Годоя, он вынужден будет оставить без защиты Внутренний Эланд, если же он будет ждать врага у Вархи, что было бы единственно правильным, не сговорись Таяна с Арцией, для него будет неприятным сюрпризом удар с Побережья. Эланд в любом случае обречен, так что проволочка в полмесяца или больше, а она будет много больше (потому что сначала регенту нужно сделать то, о чем не догадывается никто, даже бледные), ничего не меняла. Тем не менее войско шло так быстро, как только могло. И вот теперь голова живой змеи поравнялась со Стражами.
Гоблины с восторгом воззрились на это чудо — память о временах Истинных Созидателей, когда их племя еще не прозвали Ночным Народом, ибо им не нужно было скрываться и таиться, чтобы сохранить своих детей. Каменные гиганты летели над дорогой, не глядя на грешную землю, по которой ползли вознамерившиеся выиграть битву, проигранную когда-то великими. Лица Всадников были обращены на восход, тени от них смешивались с тенями летящих по синему небу облаков и казались живыми.
Уррик благоговейно созерцал Стражей Горды и не сразу обратил внимание на перемену в лице Михая Годоя, которого он поклялся оберегать. Регент был бледен, как болотный туман, побелели даже обычно яркие губы. Руки тарского господаря тряслись, а глаза были устремлены на Всадников. Неожиданно Годой хлестнул своего коня и помчался вперед галопом, словно за ним по пятам гнались твари из преисподней. Никакой пеший, будь он трижды гоблином, не может состязаться с конем в подобной скачке, поэтому за Годоем последовало лишь несколько приближенных нобилей. Уррик с удивлением переглянулся со своими товарищами — такое поведение для вождя было в высшей степени неприличным. Епископ Таисий, неизменный и ненавистный спутник регента, видимо, растерялся. Войско остановилось в ожидании хоть какого-то приказа. Люди и гоблины полушепотом переговаривались, и Уррик, как и все его соплеменники обладавший почти звериным слухом, услышал, что высокий тарскиец в плаще «Алого» обронил:
— Неужто лицо увидал? Дурная примета!
— А то как же, — откликнулся темноволосый крепыш, который, воспользовавшись остановкой, достал фляжку и отпил из нее несколько глотков, после чего, сделав над собой видимое усилие, передал собеседнику: — Он этих всадников завсегда боялся.