Эстель Оскора
Я увидела, как Астен упал лицом вперед, уткнувшись в снег. Что это конец, я поняла сразу. То, что произошло потом, я не смогу забыть до конца дней своих, сколько бы их, этих дней, ни было мне отпущено. Время замедлило свой бег, словно прозрачная быстрая река внезапно превратилась в поток тяжелой вязкой магмы. Я ясно видела божественно прекрасное лицо Эанке, на котором появилась торжествующая улыбка, видела ее изящные руки с длинными, унизанными кольцами пальцами, которые медленно-медленно вздымались в повелительном жесте, видела развевающиеся дымно-черные волосы и сверкающие сапфирами серьги… Спутники Эанке медленно появлялись из-за деревьев, медленно оправляли одежды, медленно поворачивали головы в мою сторону…
Я, видимо, вышла из своего укрытия, но как я это сделала, не помню. Эанке увидела меня и засмеялась. Для нее я была уже мертва — досадная и необъяснимая помеха на пути триумфального возвращения в прекрасные миры, заселенные бессмертными; миры, согретые божественным присутствием. Но меня мнение Детей Звезд не заботило. Единственное, что имело значение, это Астен, погибший от руки подлой твари, по несчастью являвшейся его дочерью. Поднимавшаяся во мне холодная, тяжелая ненависть, казалось, становилась осязаемой, превращалась в смертоносное оружие.
Преданный, замерший рядом со мной, внезапно отпрянул — его звериное нутро первым почуяло происходящее. Я стремительно переставала быть собой — неуклюжей и беспомощной женщиной, оказавшейся волею судеб в центре магической круговерти. Эанке Аутондиэль не успела понять, что жертва превратилась в палача. Затопившая меня ненависть внезапно стала мною, а я стала ею. Неистовое желание уничтожить, смести с лица земли убийцу Астена породило чудовищный вихрь, подхвативший эльфов, как осенняя буря подхватывает облетевшие листья. Самым диким было то, что в лесу стояла тишина — даже самые тонкие ветви, и те были спокойны, поднятый мною смерч старательно обходил деревья, кусты, старое птичье гнездо… Ему были нужны лишь те, кого я ненавидела.
.. Ему были нужны лишь те, кого я ненавидела.
Вихрь бесновался посредине поляны, корежа, уродуя, уничтожая, а я стояла, тупо глядя, как прекрасные существа превращаются в окровавленные ошметки. Я смотрела, и в моей окаменевшей душе ничто не дрогнуло. И это была я, которая не могла заставить себя даже взглянуть на чужую кровь, хотя бы это была простая царапина, я, в нежном детском возрасте возроптавшая на Творца за то, что тот позволил утопить котят. Я с напряженным восторгом следила за пляской Смерти и не пыталась ее остановить.
Все кончилось само собой. Пятеро мужчин отныне пребывали в иных мирах, где с них, возможно, уже спрашивали за то, что они свершили. И не мне было знать, сочли ли их жертвами или же убийцами, но Эанке, хоть и чудовищно изуродованная, еще жила и прожила почти ору.
Я склонилась над ней, поймав ее взгляд, полный ненависти и удивления, и ничего не почувствовала. Даже удовлетворения.
Я отвернулась от тех, кого убила, словно это были растоптанные черви. В этот миг для меня существовало только одно — Астени! Я грохнулась на снег рядом с ним. Его щека была еще теплой, но он был уже далеко. И ничто больше не имело значения.
Не помню, сколько я просидела с ним рядом. Останься эта тварь жива, она получила бы еще одно наглядное подтверждение того, что я — чудовище, нелюдь, порождение Тьмы и так далее. Я была без плаща, но я пережила эту ночь, несмотря на такой холод, что даже звезды казались ледяными. Впрочем, звезды я стала различать только к утру, когда застывшее небо стало зеленым.
Надо было вставать и идти на северо-запад. В Эланд, где я никогда не была, к человеку, с которым мы когда-то были близки, но о котором я почти ничего не могла вспомнить…
Преданный, молча пролежавший всю ночь у моих ног, неожиданно подал голос. Я вздрогнула и взглянула на своего уцелевшего спутника. Рысь уже разгребла снег и сосредоточенно разбрасывала смерзшуюся буковую листву. Зверь вновь оказался умнее меня — Астени была нужна могила. К счастью, шуба из листьев оказалась теплой — до земли мороз не добрался, и мы вдвоем к полудню вырыли достаточно глубокую яму, в которой и было суждено упокоиться сыну эльфийских властителей. То, что я сотворила потом, не свидетельствовало о моем благоразумии, но я не могла иначе — черная дыра была такой темной и холодной… Велев Преданному оставаться возле тела, я пошла назад к зарослям бересклета и шиповника, на которые мы вчера любовались.
Я ломала руками, кромсала ножом гибкие темно-зеленые ветви, покрытые раскрывшимися плодами, так смахивающими на весенние цветы. Остановила меня резкая боль — я таки умудрилась порезаться… Нарванных веток хватало, чтоб достойно проводить всех погибших, но до всех мне не было никакого дела — пусть их лежат… Они считали меня опасным животным, что ж, я таковой и стала. По их милости и для них…
Я выложила дно могилы ветками, на которые расстелила белый плащ Астени, затем кое-как спустила его самого, накрыв до подбородка своим плащом — мне не хотелось, чтоб его касались тряпки тех, кто вышел на охоту за нами… Конечно, мне придется взять плащ Эанке, но зато убитого Лебедя не затронет никакая грязь. Себе же я оставила кинжал, с которого не стала стирать его кровь. Пусть будет со мной, пока ее не смоет чья-то или же моя…
Я обошла убитых и собрала оружие — кинжалы, луки, мечи — эльфы не признавали шпаг, хотя те были куда легче и удобнее в обращении. Где-то из глубины памяти всплыло, что оружие врагов — подходящее украшение для могилы воина. А Астени был воином, защищавшим до последнего вздоха эту землю и… меня. Женщину, навязанную ему судьбой в спутники и ставшую причиной его гибели. То, что я так легко смогла отомстить, делало его смерть еще более жестокой и ненужной. Я в последний раз расправила золотистые волосы, коснулась ледяной руки. Больше всего мне хотелось остаться здесь же навсегда, но тогда я была бы не чудовищем, я была бы предательницей, подсадной уткой, приманкой, из-за которой погибают лучшие из живущих на этой земле.