2230 год от В. И. 1-й день месяца Медведя.
Таяна
Отзыва не было, но Роман и не рассчитывал обнаружить в этих местах кого-то из Хранителей. Сумеречная ясно сказала, что севернее Горды никого не осталось. Да и в Последних горах и в Ларгах Роман не ощутил даже отзвука их присутствия. Видимо, Ройгу и сородичи эльфов не могли соседствовать, даже когда Белый Олень был слаб. Связываться же с местными духами Роман не решился, как знать, сумеет ли он удержать их в узде и не кинутся ли они ябедничать своим рогатым покровителям. Если пылевичок Прашинко верой и правдой служил противникам Ройгу, то какой-нибудь его горный собрат вполне мог оказаться в другом лагере. Однако сейчас они достаточно удалились от Корбутских гор, и Роман раз за разом прощупывал окрестности, ожидая сам не зная чего.
Армия южных гоблинов медленно, но уверенно двигалась вперед, и каждый день, проведенный с нею, для Романа был пыткой. Эльф по своей натуре был одиночкой, привыкшим полагаться во всем на самого себя, отвечать за других ему не доводилось. Его дело было разузнать о том, что занимало Эмзара и Уанна с Преступившими, а что уж те делали с полученными сведениями, разведчика не заботило — его ждала новая дорога. Конечно, либру приходилось иметь дело с самыми различными созданиями, некоторые из них на время становились спутниками и соратниками, но все это было не то… Теперь же на голову Рамиэрля из Дома Розы свалилось двадцать с лишним тысяч гоблинов, которые к тому же не имели никакого представления ни о стратегии и тактике, ни о воинской дисциплине. Они искренне хотели спасти мир от ройгианской скверны и помочь наследнику Инты, они были отменными охотниками, опытными следопытами, бесстрашными вогоражами, пастухами, берущими «на нож» волка, но они не были армией. В своем большинстве южные гоблины были такими же одиночками, как и сам Роман, которому предстояло вести их в бой, и это было ужасно.
Роман был прекрасным разведчиком, но в военном деле разбирался весьма слабо. Его волновали исходы битв, от которых зависела обстановка в Благодатных землях, но применял ли кто-то из воюющих двойной охват противника или добивался успеха, используя тактику клина, эльфа не интересовало. Да и в современном оружии он разбирался постольку-поскольку. Артиллерия, занимавшая все большее место в умах арцийских стратегов, для Романа была темным лесом и даже хуже, потому как в лесу эльф никогда не растеряется. Короче, Роман, хоть и сохранял уверенный вид, чувствовал себя крайне неуютно. Единственным светлым пятном в ситуации было посетившее эльфа у Ночной Обители озарение, когда он, подняв выроненную убитым Граанчем чупагу, вручил ее Рэнноку, озаботившись тем, чтобы она вспыхнула почти неотличимым от прежнего синим эльфийским огнем, едва только руки отшельника сжали рукоятку. Вошедший таким странным образом в должность Рэннок оказался неоценимым помощником.
Вдвоем они кое-как разбили добровольцев на сотни и десятки и попытались вдолбить им азы воинского искусства, в чем немалую помощь оказали четверо уверовавших воинов изгнанного с позором северянина, жаждущих искупить прошлые заблуждения кровью. Их бывший предводитель, к слову сказать, по требованию Рэннока был тайно задержан и до поры до времени заперт под надежным присмотром, дабы ройгианцы слишком рано не прознали о постигшей их на юге незадаче. Зато другая великая мысль, придавшая южному ополчению сходство с армией, принадлежала лично Роману. Криза и Гредда с помощью самого Рамиэрля сшили несколько знамен, украшенных изображением птиц с Седого поля, а из странной серебристой травы было изготовлено некое подобие атэвского бунчука. Затем окрыленный успехом Роман придумал дать новоявленным воинам опознавательные знаки в виде все тех же птиц. Теперь начальник над тысячей носил на груди семь серебристых силуэтов, сотник довольствовался пятью, десятник тремя, а рядовой одной. Гоблины несказанно возлюбили свои эмблемы, сразу же выделявшие их среди соплеменников, остающихся дома.
Сборы не затянулись. Горцы привыкли надолго покидать родной очаг, все необходимое нося в заплечных кожаных мешках. К тому же торопила приближающаяся весна. Нужно было покинуть Корбут, пока холод еще скрепляет дороги, и постараться не очень отставать от вышедших раньше северян. Роман рассчитывал вести своих людей скрытно, при необходимости маскируя их под армию, спешащую на соединение с Годоем. От Горды он намеревался через Сумеречную послать весточку Рене и получить от него хоть какие-то указания. Ничего более умного ни он, ни Рэннок придумать не могли. Старый отшельник оказался на удивление мудрым и рассудительным во всем, что касалось организации похода, но о делах военных знал еще меньше Романа.
К счастью, начало кампании было удачным. Они шли быстро, передвигаясь все больше ночами. Сначала местность была пустынной, затем стали попадаться деревни и хутора, но их обитатели не имели ни малейшего желания связываться с марширующими гоблинами. Горная армия молча шла навстречу весне. Днем уже начинало припекать, снег стал синим и тяжелым, а на красном кустарнике, в изобилии росшем в этих местах, проклюнулись пушистые серебристые и золотые сережки, которые особенно радовали Кризу. Предприимчивая спутница Романа и слушать не пожелала о том, что останется дома с матерью, без единого упрека собравшей в дорогу мужа и сына. Правда, одиночество Гредды делили Симон, страстно заинтересовавшийся корбутскими целебными травами, свихнувшаяся от пережитого ужаса Янка и младенец, уход за которым добросердечная орка взвалила на себя.
Роман не преминул сообщить Кризе, что судьба послала в их Дом сына того самого красавца, чей облик так поразил девушку у Ночной Обители. Сообщил, а потом целый день ходил с неприятным осадком на душе, вспоминая, как Криза вспыхнула, а потом делано равнодушным тоном сказала, что надо бы разыскать отца и сказать ему о рождении сына и о том, где тот находится. Впрочем, Криза была права, Уррик должен знать правду, но гоблинский офицер сейчас наверняка находился вне досягаемости в ставке Годоя, так что объяснение с ним, равно как и сердечные дела Кризы, ждали своего часа.