2229 год от В. И 13-й день месяца Лебедя.
Большой Корбут
Орка даже не успела испугаться, когда Роман ее потянул в Реку. Зная твердость своего дорожного товарища, девушка настроилась на длительный спор с упреками, поджатыми губами, перемирием, заключенным за обеденным костром, и решительной вечерней атакой. Она надеялась, что Роман в конце концов сдастся, но чтоб так сразу… Ледяная вода обожгла не хуже огня, но больше ничего неприятного не случилось. Орка с восторгом и удивлением наблюдала, как река расступилась, словно разрезаемая гигантским ножом, и они медленно опустились на каменистое дно. Справа и слева от них возвышались абсолютно гладкие и блестящие водяные стены из полупрозрачного зеленоватого камня, от которых веяло холодом и сыростью. Криза и Роман быстро шли по старой орочьей тропе, ставшей ныне речным дном, а сзади смыкался со странным глухим ревом пропустивший их поток. Сердце орки от восторга и благоговейного ужаса трепыхалось, как пойманная ласточка, а в голове осталось место для одной-единственной мысли, что, не встреть она прошлой осенью Романа, она так бы и осталась девчонкой с дикой заимки, никогда не узнавшей, сколь велик и невероятен мир. Путь по дну, однако, оказался недолгим, Роман резко дернул девушку за руку, ледяная вода вновь обожгла их и отступила. Орка и эльф стояли внутри Ночной Обители. Сзади грохотала река, а перед глазами рвалась ввысь темно-серая сверкающая башня. Это было царство камня, похожего на вороненую сталь, и лишь над головой сверкало ясное синее небо, по которому ползло одинокое облако, похожее на толстую собаку.
Роман и Криза дважды обошли башню кругом, все то же — ни двери, ни окна, ни хотя бы щели или выбоины.
— Бесполезно, — вздохнул бард. — Если вход был, то он где-то внизу…
— Нет, — покачала головой орка. — Дверь не знать даже жрец-старейшина. Говорить, сюда ходить лишь дети Инта.
Говорить, сюда ходить лишь дети Инта. Мы не могем, я — простая орка, а ты — враг. Нас не пускать.
— Может, ты и права, — Роман задумчиво тронул отливающий металлом камень и отдернул обожженную руку. Перстень Проклятого горел и переливался всеми оттенками от алого до черного, а на месте, которого коснулась рука барда, обозначилась дверь. Тяжелая, украшенная изображением волка, задравшего морду к полной луне. Скрипнули петли, и тяжелая створка медленно отошла внутрь. Орка и эльф чуточку помедлили, переглянулись и одновременно шагнули вперед.
Помещение, в котором они оказались, было просторным, сухим и пыльным. В свете луны, падавшем через отверстие в потолке, вырисовывалась одинокая сероватая колонна в самом центре. Если снаружи Обитель Ночи казалась высеченной из цельной гематитовой глыбы, то внутри ее камень стен более всего напоминал известняк меловых гор Западного Атэва. И все. Ни ужаса, ни восторга башня не внушала, разве что… Эльф невольно вздрогнул, осознав, что внутрь они вошли в разгаре дня, когда никакой луны на небе и близко не было. Более того, после зимних снегопадов и весенних ливней башня-колодец должна была заполниться водой. За века здесь должна была скопиться уйма грязи и ила, но на пыльном полу не было ни капли, а стены излучали сухое тепло, словно в каменистой пустыне после беспощадного жаркого дня.
В глубине души Рамиэрль ожидал чего угодно: живых скелетов, невиданных чудищ, хитроумных ловушек, но не этой жаркой пустоты. Мгновенный взгляд на дверь, и новое потрясете — вход исчез, вместо него серела древняя неопрятная кладка. Время как бы замерло, а стук двух сердец казался нестерпимо громким. Роман и Криза не вдруг сообразили, что это башня начала пульсировать в такт человеческим сердцам. Эльф заметил отчаянный взгляд орки, устремленный на его руку, и обомлел. Камень кольца тоже пульсировал, попадая в такт биению башни, волны света захлестывали древнее сооружение.
Роман по наитию поднес подарок Проклятого к срединному столбу. Камень вошел в камень, словно в масло, и сразу же внутренность башни немыслимо изменилась. Призрачный свет по-прежнему дрожал на древних стенах, но вместо невзрачного серого столба возникла прозрачная колонна, отливавшая той чистой, холодной синевой, которой поражает небо на исходе дня в месяце Волка, той же синевой, что плескалась в глазах Астена и самого Рамиэрля. Затем сверкающую поверхность прорезала тонкая трещина, и колонна раскрылась, как раскрываются созревшие каштаны. Роман, как-то сразу позабыв о прижавшейся к стене Кризе, шагнул внутрь прозрачного столба и оказался… на заснеженной вершине.
Холода он не чувствовал, но вокруг, несомненно, лютовала самая прекрасная из всех виденных эльфом зим. Ночная Обитель, Последние горы, Тарра — все куда-то исчезло. Он был в ином мире, сверкающем и холодном.
Небо над головой казалось лиловым, а на горизонте, над сверкающими ледяными вершинами горной грядой сиял зеленый луч — последний луч уходящего дня. Медленно поднималась луна — огромная, серебряная, девственно чистая, лишенная уродливых серых пятен, так портящих лик ночной красавицы в мире Романа. Вокруг ночного светила кружили причудливые созвездия, а внизу расстилалась слегка холмистая равнина, укутанная снегом, игравшим в лунном свете немыслимыми бликами. Со своей вершины эльф разглядел несколько играющих волчьих пар. Звери свечой взмывали вверх, мягко приземлялись в пушистые сугробы, огромными прыжками носились по снежным склокам, оставляя цепочки синих следов. Иногда волки задирали головы вверх, и ветер разносил по ущельям торжествующий вой.
Несмотря на усталость и все ужасы последнего года, бард невольно залюбовался волчьими плясками. Слух Романа, однако был не хуже звериного — какими бы легкими ни были шаги за его спиной, он их услышал и резко обернулся, схватившись за оружие. Из-за острой заледеневшей скалы вышел воин. Был он высоким и стройным, закованным в странную броню, словно бы сотканную из ночной синевы. Развевающийся плащ казался то черным, то начинал отливать холодной зеленью горных ледников.