Штурмовать город с этой стороны он не собирался, а на то, что осажденные окажутся столь наглыми, что нападут сами, он не рассчитывал. Рене усмехнулся — пусть не сегодня, но им не миновать генерального сражения, в котором все и решится. Магии, слава Великим Братьям, больше не будет, а в битве, даже если на одного северянина придется трое годоевцев, выиграть можно, тем паче гоблинской пехоты у мерзавца почти не осталось.
Пушки в крепости замолчали — стрелять пока было не в кого, люди Рене устроились поудобнее и в ожидании противника оживленно и весело переговаривались. Легкая победа, как известно, окрыляет. Пленные были разоружены и со смешками выставлены за пределы внешнего вала, возиться с ними было некогда, а потеряв оружие и продув стычку, горе-вояки наверняка предпочтут Михаю не попадаться и просто разбредутся куда глаза глядят.
Запел совершенно неуместный жаворонок, и герцог глянул на небо. Солнце даже еще не поднялось как следует, самый длинный день в году только начинался…
Залихватское громкое ржанье заставило Рене обернуться. Перед ним стоял Гиб собственной персоной, глаза коня горели изумрудами, он отплясывал какой-то варварский танец, видимо выражая радость по поводу встречи и готовность к дальнейшим подвигам. Люди Рене, без сомнения, заметили Водяного Коня, но адмирала это не заботило. После сегодняшнего чудища какая-то лошадь вряд ли сойдет за исчадие ада.
— Поднявший меч от меча и погибнет, — восседавший на шее огромного жеребца жаб горел нестерпимым золотом, — так будет с каждым, кто покусится…
— Погоди, Жан, — одернул приятеля Рене, — никто еще не погиб, нам еще драться и драться… Где Мальвани?
— В настоящее время он выдвигается на заранее обусловленные позиции, — охотно пояснил жаб, занимая свое привычное место на руке Арроя.
— Как? Разве он не ушел?
— Я внес в твой приказ коррективы, продиктованные развитием событий, — Жан-Флорентин гордился собой и не скрывал этого, — надо извлечь максимум выгоды из своего положения. Эльфы наладили неплохой контакт с местными Хозяевами и Хранителями, так что Мальвани с Архипастырем отошли в глубь леса, именуемого отчего-то Королевским, чтобы дождаться вечера. Мы посовещались и решили, что несколько часов, с учетом того, что эльфы откроют для них Лесной коридор, особой роли не сыграют.
— Вы поняли, что случилось?
— Да, мы почувствовали магическое напряжение и смогли реконструировать события, — воспоминание, видимо, было не из приятных, потому что Жан-Флорентин на мгновение посерел, — силы, использованной ройгианцами, хватило бы, чтобы сокрушить любой Барьер, но, к счастью, она была погашена. Как я понимаю, Эстель Оскора?
— Да, — кивнул Рене.
— Свершилось, — благоговейно, произнес жаб, — твоя любовь спасла мир…
— О любви потом, — Рене был собран, как тигр перед прыжком, — что Мальвани?
— Как только мы поняли, что Ройгу отброшен, я, — жаб снова полыхнул червонным золотом, — отдал приказ действовать соответственно первоначальному плану и отбыл сообщить тебе об успехе выполненной миссии, — в тоне философа был явный намек, и Рене, сдерживая одновременно нетерпение и смех, осыпал своего вассала благодарностями и повернулся к коню.
— Гиб, — черный жеребец лихо ударил копытом, — во-первых, спасибо, а во-вторых, я должен попросить тебя об одной услуге.
Гиб стукнул копытом еще раз.
— Друг дорогой, отвези Эмзара и Клэра к эльфам. Знаю, что вы враги, но это очень нужно.
Конь фыркнул и пару раз хлестанул себя хвостом по бокам.
— Он согласен, — перевел жаб, — Гиб свободное создание, но он понимает, что свобода — это осознанная необходимость…
2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Малахитовый лагерь
Михай Годой в окружении сигурантов и нескольких клириков неторопливо шел по лагерю, весело и небрежно отвечая на приветствия выстроенных в боевом порядке войск. Все в порядке. Рене получит свой бой.
Все в порядке. Рене получит свой бой. Не исключено, что проклятый эландец затеял всю эту катавасию у Речных ворот, чтобы отвлечь внимание от Малахитовых, где и стена пониже и послабее, и реки нет… Ну что ж, в таком случае он тем более был прав, послав за Канн десять тысяч. Пусть Рене решит, что его затея удалась, и увязнет в сражении за стенами крепости. Похоже, он вытащил наружу половину того, что имел. Отчаянно и не так уж глупо, но не с таким противником, как господарь Тарский. Возможно, он и проигрывает адмиралу в умении владеть шпагой, но никак не в стратегическом таланте.
— Ваше Величество, — арциец в запыленной одежде (видимо, только что соскочил с коня) вытянулся в струнку.
— Слушаю, — махнул рукой Годой.
— Мы не можем перейти реку. Переправа разрушена, а с крепости и из-за реки бьют пушки.
— Для моих солдат нет слова «не можем», — брови императора слегка сдвинулись. — Если кто-то думает, что, оставшись на этом берегу, сохранит себе жизнь, он ошибается. Так и передайте. Повторите.
— Если кто-то думает, что, оставшись на этом берегу, сохранит себе жизнь, он ошибается.
— Правильно. Исполняйте.
Гонец, видимо кто-то из полковых аюдантов, бегом бросился своему коню.
— Турни, — грузный человек со смышлеными глазами подошел поближе, — конный полк и шесть, нет, восемь орудий им в помощь.
Годой присел на услужливо подставленный большой барабан и, постегивая хлыстиком по голенищам щегольских красных сапог, дождался доклада о том, что резервы выступили. Оставалось немного выждать и подать сигнал к началу штурма. Но не прошло и полуоры, как молоденький аюдант из числа пришедших с Годоем тарскийцев срывающимся голосом доложил:
— Ваше величество! У восточного прохода снаружи «Серебряные».
Михай удивленно приподнял бровь и якобы нехотя поднялся, хотя спокойствие давалось ему с большим трудом. Все, что напоминало о Шандере и Стефане, будило в тарском господаре дикую ярость, непонятную ему самому. Однако на холеном лице императора не отразилось ничего, разве что нижняя губа слегка выпятилась, демонстрируя презрение и скуку. Поднявшись на небольшую сторожевую вышку, Годой с удивлением рассматривал около сотни всадников в знакомых черных с серебром доломанах, гарцевавших на знаменитых таянских дрыгантах. Им, дрыгантам, взяться было совершенно неоткуда. Можно было предположить, что Рене протащил через подземный ход сотню-две своих людей, но лошади?! А таянцы между тем затеяли своеобразную игру. Несколько всадников стремительно подлетали к внешнему валу на пистолетный выстрел и, ни мгновения не оставаясь на одном месте, выкрикивали оскорбления в адрес Годоя, сопровождая их красноречивыми жестами, понятными солдату любой армии, и возвращались на безопасное расстояние.
Особенно усердствовал худенький юноша с каштановыми волосами. Годой узнал его — Стах Гери, любимчик Шандера Гардани… И знал этот Сташек вещи, которые воинам императора Михая Годоя слушать было совершенно не обязательно…
— Эй, вы! «Дети империи», — ветер, как назло, дул к лагерю, и можно было разобрать каждое слово, — и как оно там, под горным кабаном?
— Михай. Тебе твои крысы все отгрызли, или что-то еще осталось?!
— Что ж ваш император жену в Таяне держит? Он не может, или она не хочет?
— Михай, а правда, что ты в сапогах копыта прячешь?
— Копыта прячешь, а рога на всю Арцию видны!
— Ну, арцийцы, ну, молодцы! Нашли себе хозяина. Он вас научит…
— Ага, научит! Вчетвером сзади на одного!
— Э-ге-гей! Годой! Привет тебе от Шандера Гардани, давно он что-то тебе морду не чистил! Соскучился? … плешивый!
— Выходи, сто шмелей тебе в нос!
— Лучше ниже!
— Ну и войско, гляньте только. Со всей Арции шваль собрали!
— Небось все помойки обегали!!!
Несколько десятков южан не выдержали и, вскочив на коней, вылетели в поле. Однако гнев плохой советчик. Гвардейцы Годоя пошли за шерстью, но оказались стрижеными.