Синий эльфийский свет угас, живая стена рассыпалась, теперь на ногах оставались лишь трое — сам Эмзар, давешняя старуха и… клирик с увитым цветами посохом. За рекой бесновался Белый Олень. Было очевидно, что еще одна-две атаки и последние защитники не выдержат.
— Бей, — прозвучало в моем мозгу, — уничтожь их и иди сюда, к нам… к нам… к нам… ты наша…
Я вырвалась из рук адмирала и так же легко, как кошка пересекает лунный луч, не разбирая дороги, не думая, что будет, если я покажу, кто же я на самом деле, бросилась вперед… Голоса что-то бубнили, но совершенно спокойно, видимо не сомневаясь, что я выполняю их приказ. Рене что-то закричал мне вслед. Нет, это мне показалось — не мог он говорить сейчас о любви…
Белая Тварь выжидала, зачем ей было тратить свои драгоценные силы, если я — ее создание, ее послушное орудие — была в крепости. Зверюга гордо и нагло высилась на противоположном берегу, ожидая, когда верная раба докончит столь успешно начатое… Что ж, она дождалась. Я остановилась как раз напротив твари и с маху ударила всей отмеренной мне силой. Трудно описать, что я при этом чувствовала… Эанке, Гончие Тумана, гнусные финусы, все, кого я прикончила раньше, были лишь слабенькими огоньками, погасить их было так просто.
Эстель Оскора, подруга Древнего Бога, сама не знала пределов своего могущества, а оно оказалось равным Силе ее господина. Огонь гасят огнем. Только я могла остановить пожар, зажженный Ройгу, и, клянусь Великими Братьями, я творила немыслимое.
Я никогда не была ни особо удачливой, ни особенно умной, но сейчас у меня получилось все. Закрыв астральным щитом тех, кто стоял сзади, я лупила всем, что было во мне, по Оленю и по тем, кто бесновался у его ног. Внутренним взглядом я видела то, что мои земные глаза не могли рассмотреть. Я видела, как два вихря — черный, как сама Тьма, и нестерпимо блестящий, как солнечная дорога на озерной глади, — повинуясь моей воле, ринулись вперед. Свет накрыл клубок тел, катавшийся у ног исполина, а Тьма обвила его шею чудовищным арканом. Я душила эту мерзость, ощущая ее удивление, негодование, ярость и, наконец, страх и отчаянье. Олень бился и хрипел, а я всей своей волей тащила на себя сотканный из Тьмы канат, затягивая его, держа тварь на ремне, как это делают жители Эр-Атэва с дикими ослами. Мне было не по силам придушить ее окончательно, но и она не могла освободиться. Я не знаю, сколько я так стояла. Мне казалось, целую вечность, но для тех, кто смотрел на нашу схватку живыми глазами, похоже, все произошло мгновенно. Наконец аркан лопнул, меня швырнуло на колени, и сквозь волну непередаваемой, неистовой боли я — нет, не увидела, а почувствовала, как Олень, обретший свои обычные размеры, вытянув рогатую голову, стремительно удирает на юго-восток…
Глава 35
2230 год от В.И. 1-й день месяца Лебедя.
Арция. Кантиска
Чудовище не выдержало. Рене, с трудом стоя на трясущихся ногах, смотрел на улепетывающего монстра, не веря, что все кончилось. Кончилось?! Ничего подобного, все еще только начинается. Сейчас этим, за рекой, еще хуже, чем в Кантиске, и этого нельзя упустить. Но сначала Герика… Когда герцог, преодолев слабость, подбежал к ней, ее уже уносили двое кстати подбежавших клириков. Рене, переживший бой у Червонного кряжа, представлял, что с ней творилось… Увы, он не мог остаться с ней, как бы ни желал этого. Теперь, когда монстр удрал и Тарре не грозит никакая потусторонняя погань, нужно поговорить по душам с Годоем.
Тряхнув белыми волосами, словно отгоняя все лишние мысли и чувства, Аррой бросился к пушкам, оглядываясь в поисках людей, не утративших способности действовать. К счастью, барон Шада оказался поблизости, и на красной физиономии не было ни растерянности, ни страха.
— Рад вас видеть, барон, — кивнул Рене и заорал на пушкарей: — Чего ждете? Заряжай, живо! — Солдаты забегали, как посоленные, а Рене вновь обернулся к барону: — Ваши люди не рехнулись со страху?
— Я им рехнусь, — рявкнул Шада, — что, пощиплем этих злыдней заречных?
— Самое то, — кивнул адмирал.
— Как решили давеча: тысячу конных и три пехоты?
— И быстрее, пока они не очухались…
— Станут чесаться — поотрезаю, скажем, носы, — заверил барон, — через четверть оры будут у Речных ворот.
— Мне коня тоже оседлайте.
— А стоит ли? — старый вояка в упор взглянул на Рене.
— Стоит! За крепостью ты углядишь.
— Надо быть, — согласился Шада и, не дожидаясь ответа принялся спускаться.
Рене махнул ему рукой и повернулся к пушкам.
Среди многочисленных талантов Счастливчика Рене числилась и стрельба без промаха. Адмирал прошел мимо всех четырнадцати стоявших здесь пушек, слегка подправляя наводку. Фитили были поднесены одновременно, и выстрелы грянули разом. Рене лишний раз подтвердил свою репутацию человека, который ни слов, ни пороха даром не тратит. Арцийские земляные туры рвались и валились, одна из пушек развалилась на куски, еще две опрокинулись. Бестолковая беготня и вопли и без того растерянной прислуги вызвали на стенах Кантиски злорадный хохот, но умчавшийся к Речным воротам Рене его уже не услышал.