Однако гнев плохой советчик. Гвардейцы Годоя пошли за шерстью, но оказались стрижеными. Может быть, эльфы и были лучшими наездниками, чем «Серебряные», а атэвы управлялись со своими поджарыми конями не хуже таянцев, но других соперников у личной гвардии наследников Ямборов в Благодатных землях не было. Южане, безусловно, были неплохими конниками, но в схватке один на один у них не было никаких шансов. Впрочем, таянцы и не думали убивать своих противников, они, похоже, задались целью довести их и так немалую ярость до исступления. Ловко уворачиваясь от сгоряча выпущенных пуль, «Серебряные» словно бы исполняли какой-то причудливый танец, когда человек и лошадь составляют единое целое. Как будто вернулись легендарные времена, когда по холмистым степям нынешних Таяны и Фронтеры, еще не разгороженных Лисьими горами, разгуливали тысячи странных созданий полулюдей-полуконей.
Не прошло и десятинки, как арцийцы впустую разрядили свои пистоли, а их лошади ошалели, не поспевая за понуканиями седоков, пытавшихся угнаться за своими верткими противниками, не перестававшими осыпать этих «мулов, по недомыслию вскарабкавшихся на лошадей» насмешками одна гнусней другой.
Наблюдавшие за позором своих товарищей из-за земляного вала арцийцы и тарскийцы только кулаки сжимали, а «Серебряные», словно бы всех предыдущих унижений было мало, схватились, нет, не за палаши, а за плетки, которыми владели в совершенстве.
Арцийцы и не представляли, на что способно это на первый взгляд несерьезное оружие в руках мастера своего дела. Впрочем, таянцы не собирались калечить своих противников, вместо старинных боевых плетей с вплетенными в кожу кусками свинца они прихватили так называемые мухобойки, которыми наездники, выхваляясь друг перед другом, на полном скаку сбивали с заборов и стволов мух и ос. «Серебряные» явно щадили лица и глаза противников, зато плечам, рукам и спинам несчастных южан, а также крупам их коней доставалось по первое число, и арцийцы не выдержали. Под насмешливые напутствия салютующих им плетьми таянцев они бросились под защиту своих пушек. Годой понял, что южная гвардия не простит, если он позволит нахалам безнаказанно уйти. Он знал, что совершает ошибку, но не совершить ее не мог. Ворота открылись, и восемь сотен конных бросилось на пять или шесть десятков «Серебряных», которые и не думали принимать боя, а, пришпорив своих дрыгантов, понеслись назад. Разъяренные имперцы бросились в погоню. Похоже, таянские лошади начали уставать. То одна из них спотыкалась, то другая, всадники нещадно понукали коней, но расстояние между преследователями и преследуемыми неуклонно сокращалось. Несшийся последним Стах Гери, чей белоногий, похоже, вымотался больше других, опережал передних всадников не более чем на два корпуса. Всадники вихрем пролетели мимо небольшого леска и теперь неслись между неглубокими, но крутыми оврагами. Странное дело, стоило последним преследователям проскочить росший чуть в стороне от своих собратьев высокий каштан, как таянцы резко осадили коней и повернулись лицом к противникам, выхватив из седельных сумок пистоли, а из-за деревьев вылетело не меньше тысячи «Серебряных» и «Золотых». Тех, кто, не приняв Михая, ушел в Эланд позапрошлой осенью.
Наблюдавший за происшедшим в окуляр Годой грязно выругался. Он должен был догадаться! Сам мастер расставлять другим ловушки, он, как мальчишка, попался на самую простую приманку. Новоявленный император не мог допустить, чтобы на глазах у него и у всей армии рубили в капусту его гвардейцев. В конце концов, «Серебряных» даже в лучшие их дни было не больше тысячи, а имперская кавалерия насчитывала в двадцать раз больше. Что ж, он остался сегодня без штурма и наверняка потеряет десятую часть своих кавалеристов, но Рене потеряет всех. И Годой скомандовал: «Кавалерия, пошла!»
2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Святая дорога
Роман сразу понял, что означает одинокая туча за лесом, неподвижная и тяжелая.
В той стороне была Кантиска, там несомненно шел бой. Магический удар немыслимой силы, который Рамиэрль почувствовал на рассвете, мог означать все, что угодно, но самым логичным было предположить, что города больше нет. То, что после этого заговорили пушки, обнадеживало.
Эльф свернул с дороги в услужливо расступившиеся заросли орешника. Там он быстро снял ненужные в бою вьюки. Буде он уцелеет и они ему понадобятся, он всегда отыщет это место. На мгновение на точеном лице изобразилось раздумье, но потом Рамиэрль из Дома Розы решился. По рождению эльф, он прожил жизнь либром Романом Ясным, и если ему предстоит умереть, то он умрет, как жил… Не нужно ему ни сверкающих белых одежд, ни иллюзорных крыльев за спиной. Роман быстро переоделся в чистый костюм эландского маринера, тот самый, в котором он был на созванном Эанке Светлом Совете и который он зачем-то таскал с собой по горам и долам. Как и все его соотечественники, бард недолюбливал огнестрельное оружие, но пистоли — подарок Луи — в бою будут не лишними. Жаль, он так и не озаботился подыскать себе шпагу получше, хотя…
Вынув из ножен наследство Уанна, эльф с удивлением обнаружил, что был несправедлив. При всей внешней неказистости и отсутствии украшений клинок был безупречен. Что ж, тем лучше. Кинжалы тоже при нем.
Эльф прикрепил уздечку Перлы к седлу, чтоб ненароком в гуще боя не ухватился кто-то чужой. Кобылица последует за Топазом хоть в пекло, а иметь запасную лошадь никогда не помешает. Самым трудным было решить, что делать с кольцом. Рисковать талисманом было преступно, но, с другой стороны, если Годой пустит в ход свою поганую магию, перстень Ангеса будет незаменим. Роман не думал, правильно ли он поступает, рискуя и кольцом, и собственной головой, в которой хранились важнейшие сведения. Когда-то не выдерживает самый выносливый. Рамиэрль из Дома Розы хочет драться, и он будет драться.
Последний взгляд на небо, и он уже в седле. Топаз, которому передалось настроение хозяина, оказавшись на тракте, пошел легким, стремительным галопом, который унизил бы даже гепарда. Земля словно бы сама стелилась под ноги эльфийскому скакуну, но Роману все равно казалось, что они стоят на месте.