Я эландца пойму, арцийцы — тарскийцев, таянцы пантанцев. Так шо хватит дурью маяться. Луи перше шо хотив зробити, то подписать нотацию с Рене Арроем. А я так разумею что тепер нам никак иначе нельзя, кроме как просить Рене стать емператором. Його предки з Мунта, так шо пусть возвертается и правит!
Все! А кому не нравится — никого не держу. Хуч в Последни горы. Хуч к калифу, йому, говорят, люди нужны баб стерегти. Правда, наперед з медикусами ихними надо словом перемолвиться. Короче. Завтра я посылаю ДЕПУТАЦИЮ до Рене Арроя. А доки он не ответит, буду стрегги Мунт, шоб какой пакости не учудили…
Рыгор закончил, и стало слышно, как пытаются вырваться на свободу ошалевшие от жары мухи. Затем с задних рядов, где сидели выборные от цехов, кто-то тонко и радостно завопил: «Виват!» Это послужило сигналом. Недовольные физиономии утонули среди разбушевавшихся выборных, радующихся то ли унижению тех, на кого и взглянуть было страшно без должной почтительности, то ли тому, что они, как бы то ни было, вручат корону первому рыцарю Благодатных земель. А через некоторое время восторженный рев донесся и с площади — кто-то озаботился донести до жителей Мунта сногсшибательную новость. Вскоре по всему городу слышались крики. Луи умер, да здравствует Рене!!!
Эстель Оскора
— Ведьма! — я не видела, кто произнес это слово, но не сомневалась, что слетело оно с языка старой Зенобии, то ли няньки, то ли дуэньи жены Рене. Эта костлявая карга с усами, достойными тарскийского арбалетчика, который день кряду шипела мне вслед. Видимо, старуха специально поджидала меня везде, где только могла, чтобы брякнуть что-то, по ее мнению, обидное. Воображением она не блистала, так что вскоре я ознакомилась со всем ее репертуаром. Не могу сказать, что он доставлял мне удовольствие, но и вреда не причинял. В том состоянии, в котором я находилась, меня нельзя было ни испугать, ни унизить. Я была счастлива в первый и, видимо, в последний раз в своей жизни, и все склочные старухи мира могли повредить мне не более, чем устрица «Созвездию Рыси».
На все потуги Зенобии вывести меня из себя я решила не обращать никакого внимания и неукоснительно этому следовала. Но на сей раз избежать свары не удалось, так как у меня обнаружились защитники. Белка выросла в Таяне, где ужасно любят отстаивать свою честь, и где, в отличие от Эланда, в котором считают, что слова — ничто, поступки — все, из-за необдуманного слова можно получить хороший удар шпаги. Дочка Шандора несмотря на свои мальчишеские привычки, была истинной таянской ноблеской, готовой разорвать на куски каждого, кто чем-то заденет ее или того, кто ей дорог. Меня же после того, как я вылечила Шани (уж не знаю, откуда она об этом узнала, сам граф клялся, что никому не рассказывал о нашем с ним секрете), Белка боготворила. Подлило масла в огонь и то, что ее не слишком приветливо встретила жена Рене, которой девчонка чем-то помешала, а может, Ольвию всполошила явная симпатия между дочкой Шани и ее собственным сыном и наследником. Правда, Рене-маленький пока видел в Белке только забавную, отчаянную девчонку, отличавшуюся непосредственностью и дерзостью от его благонравных единоутробных сестер, девиц и дам, которыми себя окружала герцогиня.
Ольвия была по-женски весьма наблюдательна и сразу же поняла, что через два-три года Белинда Гардани затмит всех местных красоток, а зарождающаяся между таянкой и ее сыном дружба вполне может перейти в нечто другое. Как я успела понять супругу моего возлюбленного, она рассчитывала отыграться за счет будущей невестки, которую намеревалась подобрать сыну сама. Это был ее единственный шанс получить хоть какую-то власть. А тут появилась Белка! У герцогини не хватило ума понять, что ее нелюбезность к гостям мужа заставит сына, обожающего отца, сделать все от него зависящее, чтобы исправить материнскую грубость и неприветливость. Так и вышло. Когда же Белка переселилась в семью сестры Димана, ее дружба с Рене-маленьким, поощряемая Рене-большим и всеми маринерами, обожавшими отчаянную девчонку, только окрепла.
Так и вышло. Когда же Белка переселилась в семью сестры Димана, ее дружба с Рене-маленьким, поощряемая Рене-большим и всеми маринерами, обожавшими отчаянную девчонку, только окрепла.
Теперь же Зенобия пожинала то, что посеяла Ольвия. Белка не просто защищала меня, она наконец получила возможность поквитаться за старые обиды. Скандал разгорался отменнейший, и я почла своим долгом вмешаться, так как Белка проявила изобретательность и изощренность в выражениях, достойную старого маринера. К тому же девчонка подозрительно много знала о личной жизни Ольвии, а та, какой бы она ни была, оставалась женой моего капитана и будущей королевой Эланда и Таяны, так что перечислять ее прегрешения при всем честном народе было не обязательным.
Белка как раз пересчитывала родинки Ганков на щеках младших детей Ольвии, так что было самое время ее остановить.
— Белинда, — я изо всех сил старалась быть серьезной и строгой, — я тебе благодарна, но, если я ведьма, я сама смогу себя защитить, превратив своих врагов, скажем, в жаб. Если же у меня это не получится, значит, я никакая не ведьма и все поймут, что на меня возводят напраслину…
Кажется, мне удалось именно то, что я хотела, — вокруг засмеялись, но Белка сдаваться не желала.
— А чего их превращать в жаб, коли они и так жабы и… — она подумала и уточнила: — Незаконные дочери жабы и крысы!
Вышедшие на шум люди Шады грохнули, а юная нахалка распаленная успехом, добавила:
— И ничего смешного тут нет. Рыцари должны защищать дам, а если тут позволяют этой… этой старой змеище поднимать хвост на Герику, то я…
— Белка, — я довольно сильно обняла ее за плечи, но она принялась выкручиваться, как кошка, которую насильно взяли на руки, — нечего меня защищать. Защищают от серьезных противников, а тут…
— Да нет, она права! — откуда здесь взялся Рене, я так и не поняла, но более неуместного момента он выбрать не мог. Герцог решил, что меня оскорбляют и что он должен вмещаться. С одной стороны, это было чудесно, но с другой… Ему только семейных ссор посреди Кантиски не хватало! А в воздухе совершенно очевидно запахло жареным. Старуха от ненависти, казалось, пускала искры, лицо Рене побелело так, что мне стало страшно. К счастью, появился встревоженный Зенек, что-то вполголоса шепнувший Рене, после чего тот не терпящим возражений тоном велел всем идти к себе.