Рэннок и. Грэдда часто ночами обсуждали, как сделать так, чтобы Криза смогла встречаться со своими ровесниками. Восемнадцать для девушки предел, если в это лето ее не сосватать, она скорее всего так и проживет всю жизнь отшельницей со стареющей матерью. Мальчику легче. Еще год-два, и он сможет поискать свое счастье с любой ватагой вогоражей, которым нет дела до того, кто ты и откуда, лишь бы был силен и смел.
Но все эти ежедневные заботы отступили, когда ушедший на охоту Грэддок к вечеру не вернулся. Дед утешал Грэдду, говоря, что парень не один, а с Крохом, что скорее всего они забрели слишком далеко от дома в поисках дичи и заночевали в лесу. Грэдда, обычно спокойно переносившая отлучки своих детей, молча плакала. Пришло утро, а об ушедших не было ни слуху ни духу. Криза собралась идти на поиски, но дед ее остановил, сказав, что надо ждать еще, ведь они не знают, куда Грэд пошел, да и, случись что, пес вернулся бы за помощью. Однако к вечеру даже Рэннок понял, что что-то произошло, и заявил, что с первыми лучами солнца пойдет на поиски сам.
Они молча сидели за пустым столом, пытаясь отогнать самые невеселые мысли, когда лай Кроха возвестил о возвращении. Греддок был жив и даже вполне весел и, пока открывались ворота, успел выложить историю всех своих злоключений. Неудивительно, что Рамиэрля приняли с распростертыми объятиями.
Странно, но и у эльфа все его предрассудки смыло, как накатившая на берег волна смывает написанные на песке дурные слова. Гоблины больше не казались ему ни отвратительными, ни страшными. Правда, Творец сотворил их уродливыми, но ведь не лесная же красота спасает мир, а ум, мужество и благородство.
Рамиэрль понял, что он может быть откровенным со своими хозяевами. Тщательно подбирая немногие понятные старику слова, он рассказал что мог. Конечно, о многом пришлось умолчать, в противном случае ему пришлось бы объясняться неделю. Но эльф сказал достаточно, чтобы старый вогораж надолго задумался.
— Гость, — Рэннок, как и все гоблины, в решающую минуту был склонен к патетике, — то, что ты говорить, есть беда для вся земля. Я знать, как глупый старый жрец хотеть беда. Те, кто пришла вниз, такая же, — Рэннок покачал седой головой. — Они не понимать, что играть для Смерть. Их надо держать.
— Ты прав, Антилэ, — эльф даже не заметил, что говорит с гоблином уважительнее, чем с магом Примере, — я прошу тебя объяснить мне дорогу через ваши горы. Для того чтобы помочь тем, кто сейчас сражается, я должен найти одно место… — он запнулся, не зная, как объяснить, что он ищет, но этого было и не нужно.
— Древний место, да, — кивнул гоблин, — такие есть. Есть хороший место. Есть очень плохой, если ходить туда, — он махнул рукой на северо-запад. — Там много Зло. Ты ищешь там, где Зло прекратить. Надо идить вверх. Затем вниз, — Рэннок задумался, затем черные глаза радостно блеснули. — Я понимать, что мы делать! Криза! — чернокосая девушка, сидевшая в углу и что-то торопливо плетущая из кожаных ремешков, вскинула гладко причесанную головку.
— Эгхо, куэрх?
Старик что-то принялся неторопливо ей объяснять, и с каждым его словом смуглое скуластое лицо словно бы расцветало. Рамиэрль заметил, что начинает привыкать к специфической внешности воплощений зла и находит, что среди них можно жить, не закрывая глаз. К разговору, бурно жестикулируя, присоединился и парнишка. Что-то тихо и ласково сказала женщина. О нем, казалось, забыли. И вот тут-то Роману и стало плохо.
— Прости, Антилэ, — он сам удивился, с каким трудом ему дались эти простые слова, — и попроси простить хозяйку. Я прибавил ей работы.
— Что с ты быть? — резко и требовательно спросил вогораж. — Ты не походить ты сам! Сказать я!
— Не знаю, — через силу улыбнулся Роман, — что-то сжало вот тут, — он показал на сердце. — Затем темнота. И какие-то огни перед глазами. А потом все прошло.
А потом все прошло. Осталась лишь пустота.
— Очень пустота? Да? — участливо переспросил старик и что-то быстро сказал своим, которые обменялись понимающими грустными взглядами, а женщина неслышно подошла к эльфу и обняла его за плечи, что-то тихо-тихо приговаривая по-горски. Странное дело, но Роману от этого стало немного легче.
— Я думать так, — седой гоблин выговаривал чужие человеческие слова еще более старательно, чем раньше, — я очень думать так. Ты сейчас терять близкий или родной. Он умирать и думать о ты. Это плохо, но лучше надо знать. Такая жизнь. Вам она все равно лучшая, чем нам.
— Лучше? — Рамиэрль с удивлением поднял глаза. — Смерть всегда смерть.
— Да, но вы… У вас есть не знать, как вы звать… То, что есть всегда, даже если тело умирать или убивать?
— Душа?
— Душа? Да. Душа! У вас есть. Вы потом новая жизнь. Встретить всех опять. Мы, орки, нет. У нас нет душа. Только одна жизнь. Мы умирать. Исчезать навсегда. Только память оставаться. Песня. И еще есть эта… Честь? Да, честь. Ты не плакать. Ты идить и делать, что должный. Криза… ее зовут Криза, да… Она знать горы так, как я. Она смелый девочка. Она идить с тобой. Грэддок больной, да. Он лежать до весна и не мочь идить. Я должный быть с ним и Грэдда. А Криза идить. Весна Грэддок ходит. И я, и он ходи Ночная Обитель и смотреть и слушать много орки. А потом мы встречаться и говорить, что видеть и находить. А ты и Криза идить утро. Времени не хватать. Скоро снег. Зима. Плохо. Высоко. Лошадь оставлять тут. Им не идти гора. Они не олень. Падать. Боять.
— Спасибо, — Роман вновь заставил себя улыбнуться. — Криза, красивое имя… Нам надо научиться понимать друг друга.
Что ж, кого бы он ни потерял, это уже случилось, а ему нужно идти вперед. Это счастье, что судьба ему послала спутницу и что он может не беспокоиться о Топазе и Перле. Теперь он не сомневается, что перейдет горы и найдет Проклятого…