2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Подходы к холму Поганая Подкова
Гоблины могли бы идти еще быстрее, но приходилось соразмерять шаг с людьми и лошадьми, с трудом тянувшими тяжелые пушки. Истосковавшиеся по настоящему делу, раздраженные жарой, горцы рвались вперед. То ли дело было в прошлом году, когда они, выдержав неистовые атаки баронской конницы, пошли вперед, сметая все на своем пути. Тогда казалось, что их осеняет благословение Истинных Созидателей, что не за горами предреченный Час Справедливости, когда Вернувшийся будет карать предателей и награждать верных… Увы, победа над Арцией была всего лишь победой над Арцией. Понадобился год, чтобы Годой набрался смелости и решился наконец ниспровергнуть эту подленькую человеческую Церковь…
Разрушить капища лжебога, пройти по головам его презренных служителей — ради этого стоит жить! Жаль только, что большинство соплеменников застряли на севере. Четыре тысячи гоблинов, оставленные в Мунте, дабы охранять особу императора, по осени завидовали своим соплеменникам, уходящим в бой, но Созидатели справедливы, и именно им выпала честь смести с лица земли обитель лжи и предательства.
Гоблины мерно печатали шаг, окружая неспешно ехавшего на вороном жеребце Михая Годоя и трусивших рядом с ним Белых Жрецов. Известие о том, что конница угодила в ловушку, горцев не удивило. Лошадям доверять нельзя, а тем, кто связал себя с этими глупыми, легко впадающими в безумие, дурно пахнущими тварями, тем более. Эти же самые арцийцы у Лага, удирая, передавили собственных пехотинцев, а потом, вместо того чтобы покончить с собой от такого позора, дружно перешли под знамена победителя. По мнению орков, Годою незачем было принимать их к себе: во-первых, предатель всегда предатель, во-вторых, от таких вояк одна маета… Вот и сейчас вместо того, чтоб штурмовать город, приходится выручать этих недоумков…
Впрочем, это казалось нетрудным. Слишком неравны были силы. Похоже, противник был занят тем, что не давал прижатой к холму кавалерии вырваться из ловушки, на другое его просто не хватало. Около полутысячи все тех же изрядно умученных «Серебряных» и десятка два легких конных орудий, вот и все, что они смогли выставить против целой армии. Правду сказать, действовали эти смертники умело и отчаянно, используя превосходство в скорости и маневренности, но десятки, сотни, даже тысячи или две убитых и раненых годоевцев не меняли соотношения сил.
Армия узурпатора, несмотря на комариные укусы, целеустремленно перла вперед. Окутанный дымом и пылью вожделенный холм был уже четко виден…
2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Окрестности Малахитового лагеря
Когда делили силы, Феликсу досталась меньшая часть Северной армии, и это было правильно: удача в захвате лагеря зависела от внезапности, а никак не от числа нападавших. Пять тысяч церковных воинов и пять тысяч арцийцев — вот и все, что было решено выделить под это дело.
Все: и Рене за рекой, и Шада в крепости, и они с Мальвани в поле — понимали, что главная тяжесть свалится на Северную армию, которой предстоит схватиться с пехотой и передвижной артиллерией Годоя.
Все: и Рене за рекой, и Шада в крепости, и они с Мальвани в поле — понимали, что главная тяжесть свалится на Северную армию, которой предстоит схватиться с пехотой и передвижной артиллерией Годоя. Даже лишенная кавалерии и лагерных пушек, арцийская армия была грозным противником. При самом лучшем раскладе, а пока — тьфу-тьфу (Архипастырь воровато оглянулся и сплюнул через левое плечо, как простой солдат, боявшийся сглазить) — им все удается, — и то соотношение один к трем, и не в пользу Сезара.
— Монсигнор, — арцийский коронэль по возможности старался сдерживать раскаты своего могучего голоса. — Мы на месте.
— Зажигай, — кивнул Архипастырь.
2230 год от В.И 1-й день месяца Лебедя.
Святой город Кантиска
— Сигнал, — завопил аюдант, чьей почетной обязанностью было наблюдать в окуляр, не потянется ли в небо столб белого дыма, возвещая, что Годой убрался из лагеря, а Феликс вышел на исходные позиции.
— Александер! Вы… — барону Шаде не хотелось оскорблять сына недоверием, но напомнить ему о некоторых вещах не мешало…
— Да помню я, — откликнулся Шада-младший, — не волнуйтесь, отец, мы им накостыляем.
— Постарайтесь, — буркнул ветеран, скрывая тревогу — сыну второй раз за день предстояло выводить свою дружину в бой там, у Речных ворот, парень справился неплохо, но там был Счастливчик… За рекой и сейчас идет бой. Годоевцы — первые которых выманили из лагеря, все еще пытаются отбить собственные укрепления, где засели две тысячи Рене. И те и другие, похоже, готовы бодаться до посинения. Что ж, так и задумано…
Дружно бахнули крепостные пушки, колья органки поползли вверх, и Малахитовые ворота, краса и гордость Кантиски, привыкшие к паломникам и чинным клирикам, растворились, выпуская бешено мчавшихся конников. Всадники мчались наметом, над их головами свистели крепостные ядра, сшибая и корежа орудия на внешнем валу вражеского лагеря.
Зазевавшиеся годоевские артиллеристы кинулись к орудиям, но жерла были нацелены на крепостные стены, которые еще пробивать и пробивать, а не на поле возле собственных укреплений. Пока до орудийной прислуги дошло, что к чему, кантисские конники уже оказались в мертвой зоне. Впрочем, кавалерийская атака на укрепления редко бывает удачной и защитникам вала особой опасностью не грозит. Ну побузят конники, погарцуют под стенами, и толку-то… Хуже, что за кавалеристами из крепости выскочило несколько передвижных орудий, а затем показалась пехота, тащившая штурмовые лестницы.
В лагере тревожно запел горн, и все оставленные там отряды, побросав ложки и миски — нападение пришлось аккурат на обед, — бросились к внутренней стене, у которой творилось нечто несусветное. Кавалеристы оказались не столь просты, они и не думали палить по глиняному валу из пистолетов, обратив свои усилия на трое ворот, проделанных на предмет будущего штурма. Кантиссцы озаботились прихватить с собой глиняные пивные кружки и с помощью пращей, которыми они владели весьма искусно, забрасывали ими деревянные створки и стоящий на валу тын. Разбиваясь при ударе, кружки истекали черной вонючей жидкостью. Затем просвистело несколько горящих стрел, и облитые странной текучей дрянью ворота заполыхали, как сухая солома. Привезенные же орудия к этому времени уже развернулись, и по горящему дереву забарабанили небольшие, но меткие ядра.
Этого оказалось довольно. Деревянные створки не были рассчитаны на такое. Их ставили те, кто собирался нападать, а не отражать нападение, ворота же делались из расчета пропустить колонну по двадцать пехотинцев в ряд. Или двенадцать всадников, каковые и не преминули ими воспользоваться, дабы проделать ту же операцию с воротами второго вала. Не предвидя подобной наглости, арцийские саперы исходили из удобства организации собственной атаки и поместили вторые ворота напротив первых, за что и поплатились.
Впрочем, немного пришедшие в себя защитники, возможно, сумели бы отбить нападение, но в это время Феликс подал сигнал и десять тысяч человек бросились на оставшиеся без защитников укрепления с противоположной от города стороны.