— Так вот, послушай, душечка. — Тетя Бекки тронула веером руку Лили. — Это верно, как то, что ты здесь сидишь: Гертруда к кому-то неравнодушна, и, думаю, я скоро узнаю, кто он. Ну как, догадываешься, дорогая? — Тетя Бекки сделала паузу; она улыбалась и, как отметила про себя Лили, была слегка бледна.
— Нет, — ответила Лили, — нет, правда, понятия не имею.
— А если я скажу, что это один из наших офицеров (у меня есть причины так думать)? Теперь догадываешься? — Тетя Бекки глядела прямо на нее, прижимая к губам веер.
Настал черед Лили побледнеть, а потом вспыхнуть так, что она почувствовала жар в ушах и опустила взгляд на ковер. Однако же у нее было время прийти в себя; как я уже сказал, тетя Бекки, слегка бледная, смотрела прямо на нее и терпеливо ожидала, каков окажется итог ее предполагаемых размышлений. Лилиас поняла, что речь идет не о Деврё (на это ей хватило мгновения), и быстро взяла себя в руки.
— Офицер? Нет, тетя Бекки; конечно, есть капитан Клафф — он всегда присоединяется к вам, когда вы с Гертрудой отправляетесь вниз по реке послушать оркестр, — и лейтенант Паддок, который поступает точно так же, но, знаете…
— Ну хорошо, дорогая, всему свое время. Гертруда очень скрытна и горда к тому же, но скоро я все узнаю. Мне известно точно, дорогая, что недавно вечером на луг под окно приходил какой-то офицер и спел строфу из французской песни; он был с гитарой и в плаще. Я могла бы назвать его имя…
— Назовите; пожалуйста, назовите, — изнывая от любопытства, взмолилась Лили.
— Да, но… не сейчас, дорогая. — Тетя Бекки опустила взгляд. — Это… на это есть причины; могу только сказать, что началось все в тот самый день, когда она отказала мистеру Мервину. Впрочем, я и забыла, что тебе и об этом ничего не известно… но, как бы то ни было, ты не проговоришься.
Тетя Бекки поцеловала Лилиас в щеку и назвала ее «моя мудрая маленькая Лили».
— Дорогая, он появляется с тех пор регулярно и до самого последнего времени почти не прятался; удивляюсь только, как его не заметили все вокруг. Лили, дорогая, — энергично продолжила тетя Ребекка, поднимаясь с дивана (что-то за стеклянной дверью в сад привлекло ее внимание), — твои чудесные розы все утопают в грязи. О чем только думает Хоган? А прямо у двери коробка с гвоздями! Да будь он у меня на службе, я бы этими самыми гвоздями прибила к стене его уши.
И тетя Ребекка принялась зорко высматривать сквозь стекло, где обретается проштрафившийся садовник; к счастью, тот не появился. И тетушка Бекки обратилась к иным предметам, а в скором времени вспомнила о своем славном учебном заведении на Мартинз-роу; она посмотрела на часы, в крайней спешке откланялась и удалилась, сопровождаемая Домиником в ливрее и двумя собачонками; Лилиас же осталась наедине со своими грустными мыслями.
Глава XLII
ДОКТОР СТЕРК ВСЯЧЕСКИ ПЫТАЕТСЯ ОТСРОЧИТЬ СВОЙ БЛИЗЯЩИЙСЯ КРАХ
Время потихоньку шло, и настал тот день, когда Стерку предстояло выплатить арендную плату или считаться с последствиями, весьма тяжкими. Предыдущий день он провел в Дублине. Все его финансовые усилия свелись к тягостной и бесплодной суете. Ему приходилось обращаться с просьбами к людям, которых он ненавидел, и выслушивать отказы, притворяться, что верит лживым отговоркам, изображать беззаботность, меж тем как каждая очередная неудача оглушала его, как удар дубиной по голове; непринужденно удаляясь с вымученной улыбкой на устах, он чувствовал, что близок к безумию. Когда дорогой, шедшей через низину, Стерк возвращался в Чейплизод, было уже темно; упавший духом, измученный, он хмуро созерцал ровную темную ленту дороги, а минуя печально знаменитую Конуру, желал одного: чтобы на него напал грабитель; это оправдало бы его полное безденежье, и ни один кредитор в мире не отказал бы при таких обстоятельствах в небольшой отсрочке; доктор — ей-богу! — согласен был даже, чтобы при этом прострелили его несчастную, больную голову. Однако разбойники, как и банкиры, словно чуяли, что тут им не светит ни гинеи, и не оказали ему даже этой ничтожной услуги.
Вернувшись домой, Стерк послал в «Феникс» за Клаффом и попросил его отозвать в сторонку Наттера (тот тоже находился в «Фениксе») и поговорить о небольшой отсрочке платежа или хотя бы его части. От самого Клаффа, впрочем, Стерку не было бы никакого проку: тот не мог сейчас выложить на стол и десяти фунтов, даже под угрозой смерти. Но Наттер сказал только:
— Арендная плата идет не в мой карман; я не полномочен делать уступки или отменять ее; Стерк к тому же ненадежен. Вы можете ссудить ему нужную сумму? Я не могу.
Его слова образумили Клаффа. Он ведь взялся за это дело по-приятельски, с великодушным пылом.
— Клянусь Юпитером, Наттер, не берусь вас осуждать; между нами говоря, боюсь, что вы правы. Скажу вам на ухо: мы, из Королевской ирландской, сделали все, что могли. Мне жаль, конечно, что бедняга загнал себя в угол, но, черт возьми, нужно иметь совесть, и если вы считаете, что деньги могут пропасть, то все, я не настаиваю.
Читатель мог подумать, будто во фразе «мы, из Королевской ирландской…» содержался намек на некоторую полученную Стерком денежную поддержку и, более того, благоразумный капитан самолично уделил хирургу толику своих средств, однако это не так; Стерк, правда, упомянул как-то в доверительной беседе о «руке помощи», но Клафф сперва закашлялся, а затем поведал, что на прошлой неделе взял в долг у Паддока пятнадцать фунтов.