— В одиночестве? Да, сэр, кроме нас с вами, здесь никого нет.
Лицо его вспыхнуло, на лбу, будто от непосильного напряжения, выступили жилы.
— Я заметил, как вы потихоньку бросали взгляд на Чарлза, когда он являлся сюда, в церковь, и мне пришло в голову, что оба мы думаем об одном и том же, а именно: не потребует ли он от нас какой-нибудь услуги? Ну вот, так и оказалось? Либо вы, либо я должны ее исполнить. Он дает тысячу фунтов, заметьте, а для таких людей, как мы с вами, эта сумма кое-что значит; а Чарлз, что бы там за ним ни водилось, в денежных вопросах всегда верен своему слову. И послушайте, не можете ли вы положить Библию и молитвенник сюда и листать не там, а здесь? Тогда давайте . Ну?.. — И Дейнджерфилд понизил тон; смотрел он, как и раньше, на дверь, а временами быстро взглядывал на Айронза, стоявшего по ту сторону алтаря. — Это пустяк… вы ведь понимаете… чего вы боитесь? Ничто от этого не изменится: сегодня или завтра — какая разница?.
— Это пустяк… вы ведь понимаете… чего вы боитесь? Ничто от этого не изменится: сегодня или завтра — какая разница?..
Блажь, прихоть судьбы… а? Это вполне можно сделать, заметьте. — Дейнджерфилд держал перед собой, как передник, за два конца, носовой платок и аккуратно сложил его два раза. — Понимаете?.. И чуть-чуть воды. Вы ведь искусник, а если вас застигнут, нужно просто высморкаться… ха-ха-ха!.. И сунуть его в карман, а деньги вы все равно получите… а? Ну, доброго вам утра.
Дойдя до середины придела, Дейнджерфилд обернулся и громко и снова непринужденно окликнул Айронза:
— Мартина здесь нет… А где он, вы можете сказать?
Но ответа он ждать не стал, а, искоса бросив взгляд на надгробия и могильные травы, под ветром ходившие волнами, проворно соскользнул с крыльца. В церкви он не пробыл и трех минут, перешел дорогу и быстро спросил в лавке напротив, где сейчас Мартин, церковный сторож. Нет, никто не знал.
— Эй! Мартин! — крикнул он через дорогу, увидев, как церковнослужитель, миновав крыльцо Стерка, собирается завернуть за угол. — Мне нужно вам кое-что сказать. Я вас искал. Вам придется взять линейку и обмерить ту скамью и — будьте любезны — с точностью до волоска и без ошибок, так, чтобы под присягой повторить эти цифры. Записи принесете мне домой, сегодня в час, и получите крону.
Из этого читатель — да и любой, кто видел случайно, как Дейнджерфилд только что входил в церковь, — должен заключить, что являлся он с целью найти Мартина и переговорить с ним, а если и перебросился шуткой-другой с клерком Айронзом, то это так, между делом, — случайный и абсолютно несущественный эпизод.
Мистер Айронз, подобно большинству людей одинакового с ним положения, не привык мыслить упорядоченно. Думы в его голове бродили путаные, но пересказать их можно, пожалуй, так: «Какого… он не оставит в покое того, кто его не трогает? Пусть бы провалился к себе в преисподнюю и дал людям жить. Нет, не найти мне нужные места… да я вообще перестал понимать, на каком я свете».
Он со звучным шлепком швырнул молитвенник на фолиант Библии и, колеблясь между яростью и страхом, угрюмо направился к «Дому Лосося».
Он свернул на улицу и, не успев сделать и десятка шагов, снова наткнулся на Дейнджерфилда. Тот только что отпустил Мартина, а теперь углубился в свою записную книжку; клерка он не заметил — или сделал вид, что не замечает. Но зато мистера Айронза увидел и узнал кое-кто другой и проводил его быстрым испытующим взглядом. Это был мистер Мервин, случайно проходивший мимо. Айронз, и Дейнджерфилд, и кладбище — это сочетание его поразило и напомнило о неких давних подозрениях. Дейнджерфилд, как я уже говорил, читал страницу из своей красной с золотом кожаной записной книжки. Айронз же встретился с Мервином глазами и странно нахмурился, во взгляде его светилось что-то трудноуловимое. И взгляд этот, и ощущение длились не более секунды, но с тех пор Мервин не сомневался: мистер Дейнджерфилд знает что-то о тайне Айронза. Раньше Мервин только подозревал, теперь же твердо — хотя и без каких-либо разумных оснований — поверил в это.
Итак, мистер Айронз проворно проскользнул в «Дом Лосося», где удобно устроился со своим стаканом в темном уголке; когда он крался обратно под священную сень, голова у него болела, а окружающий мир казался бессвязным дурным сном.
Глава LXIV
ДЕЙСТВИЕ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ НОЧЬЮ: ТЕТЯ РЕБЕККА ВОПРОШАЕТ МИСС ГЕРТРУДУ ЧЭТТЕСУОРТ, А ТА ДАЕТ ОТВЕТ
По мнению тети Бекки, близилось уже то время, когда странные отношения, связывающие семейство обитателей Белмонта с мистером Дейнджерфилдом, должны были смениться чем-то более определенным. Сам Крез{156}, однако, проявлял большое терпение.
Сам Крез{156}, однако, проявлял большое терпение. Он был усерден, уважителен, но — как человек благоразумный — не настаивал на незамедлительном ответе; он полагался на действенность размышлений и помощи тети Бекки и знал, что его золото обладает свойством медленного, но верного притяжения.
Ранее он решился было повести себя твердо — и вежливо потребовать недвусмысленного «да» или «нет». Но из Лондона, от известного тамошнего врача, пришло письмо. Не знаю, что в нем было, но оно избавило Дейнджерфилда от беспокойства. Он, правда, никогда не походил на человека озабоченного и не выдавал своего дурного настроения. Но слуги его знали, когда хозяин бывал не в духе: он говорил отрывисто и становился требователен и упорен до неистовства. Однако когда на письме была вскрыта печать, разрушились и чары; злой дух на время оставил Дейнджерфилда, и он вновь сделался шутлив, немногословно ироничен, сверкал очками на высоком стуле у очага, потягивал после обеда кларет, курил иногда свою длинную трубку и скалился, глядя на тлеющие в золе угольки. В Белмонте за ужином (из вареных куриных ножек) состоялась очередная стычка, и дамы удалились к вечерним молитвам и сну возбужденные.