Таких отпечатков имелось немало. Их заметили на слегка наклонном участке, где почва была мягкой. Нашли их и в двух других местах, на подъеме к роковым зарослям — если идти от склада боеприпасов. На протяжении еще двадцати ярдов отпечатки виднелись слабо, затем опять сделались очень четкими; здесь проходила канава — обладатель следов ее перепрыгнул и завернул к стене парка и к Чейплизодской дороге, по-прежнему держась, однако, ближе к Дублину.
В лощине у стены парка снова появились четкие отпечатки; было очевидно, что кто-то перелез здесь через стену: на поверхности виднелись следы грязи, наверху была содрана штукатурка, а в грязи валялся пучок травы, оставленный подошвой. В этом месте тот, кого они искали, перебрался на другую сторону.
Они поступили так же, поискали на дороге, но знакомых отпечатков не обнаружили и свернули на узкую полосу побережья; вблизи ворот парка имелось углубление, и там, в мягкой глине, нашелся новый след, который привел к берегу; здесь злодей, судя по всему, остановился — на площади размером с большой лист писчей бумаги дерн был весь истоптан; можно было предположить, что некоторое время преступник пребывал у самой воды, поворачиваясь и переминаясь с ноги на ногу, словно ему невтерпеж было стоять неподвижно.
На этом пятачке след обрывался, но тут же вплотную проходила лошадиная тропа, посыпанная гравием, — такие устраивали военные, чтобы водить лошадей на водопой. Преступник мог по этой тропе выйти на городские улицы или же — так предположил Лоу — водным путем добраться до одного из воровских притонов на задворках улиц Уотлинг или Сент-Джеймс. Итак, Лоу, в котором во время погони за вором или убийцей просыпался Нимрод{132}, поскакал кружным путем на противоположный берег, но прежде сказал Тулу, что обратится с просьбой осмотреть пациента (или труп — смотря как обернутся дела) к великому доктору Пеллу — сам Тул не желал навязывать миссис Стерк свои услуги.
А тем временем доктора Стерка, похожего на безвкусно наряженное мрачное изваяние, несли вверх по его собственной лестнице; бедная жена сотрясалась от рыданий на лестничной площадке, вокруг обменивались приглушенными восклицаниями горничные, пораженные ужасом дети в немом изумлении смотрели через перила; наконец Стерка уложили в кровать, где ему предстояло отныне покоиться без сна.
Глава LIV
МИСС МАГНОЛИЯ МАКНАМАРА И ДОКТОР ТУЛ НЕЗАВИСИМО ДРУГ ОТ ДРУГА СОВЕРШАЮТ ПОСТУПКИ, ДОСТОЙНЫЕ ДОБРЫХ САМАРИТЯН, А ВЕЛИКИЙ ДОКТОР ПЕЛЛ ВЗБИРАЕТСЯ ПО ЛЕСТНИЦЕ ДОМА У КЛАДБИЩА
Итак, с пульсом или без пульса, мертвого или живого, доктора Стерка водворили в его постель.
Бедная маленькая тихоня и трусиха миссис Стерк, можно сказать, впала в исступление у ложа супруга.
— О! Мой Барни… мой Барни… славный мой Барни, — рыдала она. — Его нет больше… он не заговорит никогда. Как вы думаете, он слышит что-нибудь? О Барни, дорогой мой… Барни, это твоя бедная маленькая Летти… о… Барни, дорогой, ты слышишь? Это я, твоя бедная дурочка Летти.
Все то же суровое лицо и уши, глухие как камень. Ни ответа, ни признаков жизни.
И миссис Стерк послала к доктору Тулу со слезной мольбой явиться, что доктор весьма любезно и сделал, — собственно говоря, в ожидании этого вызова он не выходил из дверей своего жилища. Он с большой сердечностью пожал миссис Стерк руку, в ответ на ее горестное обращение «преисполнился» и заверил, что отчаиваться рано.
На сей раз он объявил положительно, что Стерк еще жив.
— Да, дорогая мадам, как и мы с вами. Ошибки быть не может.
Когда больного поместили в теплую постель, признаки жизни стали проявляться все более убедительно. Однако — и Тул это понимал — пациент находился в коме, и доктор не надеялся, что он очнется.
А несчастная, бледная как мел миссис Стерк, которая, пока Тул думал, не сводила умоляющих глаз с его румяного лица, разразилась потоком слез и принялась призывать на его голову благословение Небес.
— Он поправится… что-то мне об этом говорит. О мой Барни… дорогой… ты поправишься… поправишься.
— Пока есть жизнь… знаете ли… дорогая мэм. — Тул старался проявить максимум такта. — Но вот… знаете… голова пострадала очень серьезно; а мозг, сами знаете… центральный орган… весьма… весьма… Но, как я уже сказал, пока есть жизнь, есть и надежда.
— Он сильный… с болезнями справляется шутя; у него столько мужества.
— Тем лучше, мэм.
— И я вот что думаю: если уж он не умер сразу и проявил такую удивительную выносливость, — о мой дорогой! — то он поправится.
— Как же, как же, мэм, бывают поразительные случаи выздоровления.
— Знаете, он уже пошел на поправку, и мне-то известно, как он умеет справляться с болезнью — просто на удивление, и, с тех пор как его уложили в постель, ему стало намного лучше. Теперь я уже различаю , как он дышит, а ведь это добрый знак; и Господь милостив… а то… все наши бедные детки… что с нами будет? — Миссис Стерк быстро осушила глаза. — Вам ведь известно, тем, кто чтит отца своего и мать, — я часто находила в этом утешение — обещаны долгие дни, а он настолько почтительный сын, что второго такого не найдешь. О, славный мой Барни, нет; все потому, что мне недостает веры в милость нашего всемогущего Творца.