— Да кто же теперь тут хозяин? — шипел сквозь зубы мистер Пол Дейнджерфилд, осыпая мстительными ударами трости бесстрастное железо. Лицо его, искаженное причудливой гримасой, в этот момент наверняка имело сходство с изображением Мефистофеля работы Рётша{209}, когда нечистый дух тащит Фауста за руку из кельи Маргариты. Злобно стиснув в руке трость, Дейнджерфилд слал во тьму, простиравшуюся за ограждением дома, самые неистовые угрозы.
Неявка Черного Диллона спутала все его планы. Дейнджерфилд прямо-таки кипел от бешенства. «Чертов отщепенец! Да как он посмел так обойтись с человеком, который может диктовать любые условия, может его купить и продать со всеми потрохами. Ведь мы уже сторговались за пять сотен гиней. Нищий плут, негодяй! Ведь ему, свинье, вручили задаток, и что же? Обманщик, мерзавец, идиот!.. Конечно, выпивка, игра в кости, женщины!.. Да с пятьюстами гинеями он бы горя не знал целый год, забыл бы про свой гнусный эдем; но этот паршивый олух не мог даже на час оторваться от своего беспутства, соблюсти уговор — а уж потом делать все, что душе угодно».
У входа в дом мистер Дейнджерфилд немного помедлил, блеснув очками в направлении Чейплизода, будто надеялся услышать издали чьи-то шаги, но все было тихо. Только ледяной ветер слабо шелестел в гуще безлистых ветвей.
Ключа с собой у мистера Дейнджерфилда не было, поэтому он — без особой необходимости — выбил громовую и весьма продолжительную дробь и, не дожидаясь, пока кто-нибудь из домашних успеет откликнуться, оглушительно заколотил тростью по косяку.
Миссис Джукс давно усвоила значение столь нетерпеливых призывов: «Опять у хозяина что-то неладное на душе». Неприятности никогда не подавляли Дейнджерфилда, как это обычно случается с другими, но наоборот — пробуждали энергию и взвинчивали до такой степени, что он делался настоящей грозой для всего дома.
Страшились не его поступков — контроля над собой он никогда не терял, однако взгляд, мимика, голос, особая вескость и значительность тона — вот что внушало тогда его прислуге неодолимый ужас.
— Ха, премного обязан, мэм, уж и не чаял, что впустите, погодка-то нынче — только волков морозить. Огонь, поди, и не разводили?
Изъяснялся Дейнджерфилд отрывисто, будто лаял; на бескровном лице его застыла сатанинская ухмылка; отвесив домоправительнице полуиздевательский поклон, он устремился в гостиную. К великому облегчению миссис Джукс, огонь в камине пылал ярко. Сделав книксен, она осведомилась, подать ли чаю и не потребуется ли чего-нибудь еще?
— Нет, мэм, — буркнули ей в ответ.
— Не нужны ли халат и комнатные туфли?
— Нет, мэм, — буркнули снова.
Миссис Джукс присела еще раз и тихонько, мелкими бесшумными шажками удалилась на кухню. Дверь за ней захлопнулась с резким стуком.
Слуги мистера Дейнджерфилда трепетали перед хозяином. Он казался им существом почти что непостижимым. Убедившись, что обмануть его нечего и пытаться, они совершенно перестали лгать и хитрить. Пустословия Дейнджерфилд не терпел. Стоило кому-нибудь начать толочь воду в ступе, Дейнджерфилд сурово обрывал болтуна; если же изнутри его грызла серьезная забота, он превращался в сущего дьявола. И все же в целом к Дейнджерфилду слуги испытывали странную привязанность. Они гордились его богатством, его влиянием среди сильных мира сего. Воровство, обман, неповиновение в доме Дейнджерфилда заведомо исключались, однако обходился он со слугами вполне прилично, платил щедро, при надобности вникал в положение и, что ни говори, обеспечивал сносное существование.
Теперь мистер Дейнджерфилд помешал угли в камине и зажег свечи. Комната в этот вечер почему-то показалась ему меньшей, чем обыкновенно. Нервы у него были крепкие — ничто не могло вывести его из себя, хотя недавняя стычка с железной калиткой не прошла бесследно, да и внутреннее беспокойство давало о себе знать. Впрочем, это была простая зрительная иллюзия — но тем не менее стены как будто сошлись ближе, а потолок принизился, и это сковывало и угнетало Дейнджерфилда.
— Видать, я слегка разгорячился — ira puro breve,[76] — усмехнулся Дейнджерфилд.
Оказавшись в одиночестве, он стал успокаиваться. Выйдя в небольшую прихожую, он распахнул дверь настежь; стоя на ступеньке, он жадно вдыхал свежий воздух, приятно холодивший ему виски. И тут до слуха его донеслись глухие шаги двух путников, направлявшихся к деревне. На ходу они оживленно что-то обсуждали и, минуя владения Дейнджерфилда, упомянули, как ему почудилось, его имя, а затем имя Мервина. Полагаю, это был обман слуха, однако встревоженный Дейнджерфилд опрометью ринулся к калитке — до нее было рукой подать, — стараясь как можно бесшумнее ступать по мягкой траве. В тени большого дерева, в нескольких шагах от дороги, он застыл белым призраком. Собеседники двигались быстро, переговариваясь громко и многословно. Однако Дейнджерфилд не услышал более ничего из того, что его интересовало, хотя и не тронулся с места до тех пор, пока голоса путников не смолкли в отдалении.
Прохлада вечера остудила его разгоряченный лоб, и мистер Дейнджерфилд постоял еще немного на месте, дожидаясь новых шагов, однако никто ниоткуда не появился; слегка продрогнув, он вернулся в свое обиталище, захлопнул дверь холла и вновь ступил под сень малой гостиной Медного Замка.