Картофель с корочкой янтарной
Вкусим с молитвой благодарной.
Хор офицеров
Картофель с корочкой янтарной
Вкусим с молитвой благодарной.
— Замечательная песня, — шепнул доктор Уолсингем на ухо лорду Каслмэлларду. — Я знаю эти стихи, их сочинил во времена Якова Первого Хауэл — большой искусник и набожный христианин.
— Вот как! Благодарю за пояснения, сэр! — отозвался его светлость.
Лофтус (соло)
Коль с видом богомольно-мрачным
Мечтаньям ты предашься алчным —
Душе твоей, как потаскушке,
Приличны любострастья мушки.
Хор офицеров
Душе твоей, как потаскушке,
Приличны любострастья мушки.
Лофтус (соло)
Тогда не постник ты примерный,
Ты — плут и грешник лицемерный.
Обуздывая дух, мы сами
Должны питаться отрубями.
Хор офицеров
Обуздывая дух, мы сами
Должны питаться отрубями.
Успех исполнителя превзошел все ожидания: хохот был оглушителен, аплодисменты — подобны грому. Оставался серьезным Паддок: приведенный поэтом перечень блюд поверг его в глубокую задумчивость. Доктор Уолсингем не мог не одобрить заключенной в песне морали. Он слушал сосредоточенно, а в наиболее поучительных местах покачивал в такт головой, размахивая ладонью, и бормотал: «Так-так, воистину так… прекрасно, сэр».
Один лишь отец Роуч был далек от того, чтобы упиваться происходящим. Он сидел, уныло уперев в грудь свой двойной подбородок и плотно поджав губы. Лицо честного священнослужителя омрачилось и налилось кровью, глазки со злобной раздражительностью бегали по сторонам, ибо он подозревал, что стал предметом всеобщего глумления и насмешек. Когда же заключительный рефрен хора перешел в апофеоз смеха, отец Роуч сделал нелепую попытку к нему присоединиться. Это напоминало пороховую вспышку, поглощенную темнотой; хмурая гримаса, подобно опускной решетке, скрыла улыбку; Роуч откашлялся, с необычайно церемонным поклоном уставил на простофилю Лофтуса недобрый взгляд, выпрямился, расправил плечи и произнес:
— Мне неизвестно в точности, что это за «нелепый испанский» (достойный клирик совсем недавно привез тайком из Саламанки{37} духовное облачение дивной красоты), а также что это за особа с мушками… мушками любострастия, если не ошибаюсь.
Домоправительница отца Роуча, к несчастью, как раз носила мушки; необходимо, впрочем, добавить, что она была особой, безусловно, добродетельной и к тому же далеко не молодой.
— Остается лишь предположить, судя по очевидному веселью наших общих друзей, что шутка эта, в любом случае, остроумна и ни в коей мере не обидна.
— Но, с вашего позволения, сэр, — вмешался Паддок, который не мог спокойно пропустить мимо ушей оговорку его преподобия, — в песне не было слов «нелепый испанский», речь шла, как я понял, о желе по-испански — это такое сладкое блюдо, на вкус восхитительное.
— Но, с вашего позволения, сэр, — вмешался Паддок, который не мог спокойно пропустить мимо ушей оговорку его преподобия, — в песне не было слов «нелепый испанский», речь шла, как я понял, о желе по-испански — это такое сладкое блюдо, на вкус восхитительное. Вы не пробовали? В него добавляют херес. Знаете, у меня случаем имеется рецепт, и с вашего разрешения, сэр, рецепт превосходный. Когда я был еще мальчиком, я как-то приготовил это блюдо у себя на кухне. Так вот, клянусь Юпитером, мой брат Сэм так объелся, что ему стало плохо. Как сейчас помню, его так прихватило, что моя бедная матушка и старуха Доркас провозились с ним всю ночь… И я вот что хотел сказать: если позволите, сэр, я с радостью пошлю рецепт вашей домоправительнице.
— Это блюдо не по вашему вкусу, сэр, — вставил шпильку Деврё, — есть другой превосходный рецепт — совершенно иного рода — постное блюдо; ты упоминал о нем вчера, Паддок. Впрочем, мистер Лофтус тоже умеет готовить это блюдо, и даже удачнее.
— Правда, мистер Лофтус? — тут же спросил Паддок, чья кулинарная любознательность не имела пределов.
— Я не совсем понял, капитан Паддок, — растерянно пробормотал Лофтус.
— Что же это? — коротко осведомился его преподобие.
— Заливное из постника, сэр, — ответствовал Паддок, невинно улыбаясь прямо в лицо взбешенному священнослужителю.
— Благодарю вас, — бросил отец Роуч; лицо его приняло выражение, благовоспитанному Паддоку совершенно непонятное.
— Что получилось у Лофтуса, мы уже знаем, а теперь дай нам, Паддок, свой рецепт этого блюда. Из чего оно делается? — не унимался безжалостный Деврё.
— Из постника, который заливается смехом.
— Над чем же он смеется, этот постник?
— Над постом, надо полагать.
— А как его готовить?
— Выпотрошить, разделать и подать к столу, — охотно затараторил Паддок. — Главное — не пожалеть соли и перца. Можно, но не обязательно, добавить мускатный орех, украсить ломтиками апельсина, барбарисом, виноградом, крыжовником и залить желе. А особенно хорош постник, предварительно нафаршированный дичью.
Эта вдохновенная речь, которую Паддок прошепелявил очень бойко, заметно развеселила окружающих. Священник готов был уже приступить к выяснению отношений, но тут лорд Каслмэллард поднялся, чтобы удалиться, тотчас покинул свое место и генерал. Общество разбилось на группы, из которых наиболее многочисленная отправилась в «Феникс». Там, пополнившись еще несколькими членами, компания заняла клубную комнату и предалась в непринужденной обстановке новым развлечениям. Конец же праздничного вечера, как это иногда бывает, оказался не столь безобидным, как начало.
Глава VII
О ТОМ, НАСКОЛЬКО ДАЛЕКО МОГУТ ЗАЙТИ ВО ВЗАИМНОМ НЕПОНИМАНИИ ДВА ДЖЕНТЛЬМЕНА, ПРИ ТОМ ЧТО ПРЕДМЕТ ИХ РАЗНОГЛАСИЙ ОСТАЕТСЯ ДЛЯ ОКРУЖАЮЩИХ ЗАГАДКОЙ
Прочие участники торжеств к тому времени разбрелись по своим берлогам: Лофтус удалился в мансарду, усеянную рваной бумагой и книгами, отец Роуч — в свою маленькую гостиную, где с рычанием выместил злобу на жареном индюке с пряностями, а затем окончательно вернул себе покойное расположение духа за обильным возлиянием (горячий пунш с виски). Он ведь был человеком миролюбивым и в общем добрым малым.