Доктор читал и изнывал от любопытства, потому что почти ничего не понял.
— Ладно, сохрани эти бумаги, Могги, — сказал он. — Гм… очень похоже , тут придется все же иметь дело с судом; думаю, так оно и есть . Нет… это не взломщики, это разбойнички иного рода… худшего — готов поклясться… Послушай, — вновь заговорил доктор, когда ему пришла неожиданная мысль, — брось мне снова обе эти бумаги… вот хорошая девочка. Нужно их кому-нибудь показать. Сегодня я увижусь с адвокатом бедного хозяина — ты не против? — и мы вместе подумаем… и, верно… вдова, тоже мне!
Торжественно наказав Могги держать дверь и окна закрытыми, доктор кивнул ей и помахал рукой; он пробормотал что-то себе под нос — возможно, ругательство, — потом застегнул карман, в котором лежали документы, все время напрягая воображение в поисках ключа к разгадке, и важно зашагал в деревню; там его ожидал оседланный пони, которого Джимми прогуливал взад-вперед у докторских дверей.
В то утро Тул готовился к печальной миссии. Врач призван продлевать жизнь, но в то же время он вынужден общаться со смертью и видеть иной раз, как странно она преображает знакомые лица. Поэтому Тул пришпорил пони и пустился в путь довольно хладнокровно, хотя и печалился не меньше всех других; ему предстояло выступить экспертом при расследовании смерти бедного Чарлза Наттера.
По дороге к Рингзэнду, никуда не сворачивая, маленький доктор достиг Блайнд Кей и натянул уздечку у дверей мистера Льюка Гэмбла, адвоката покойного Чарлза Наттера, спрыгнул на землю и загремел дверным молотком.
Дом был мрачный и пыльный, с обшитыми панелями стенами — вернее, это были два старых дома; их соединяли двери, пробитые в общей стене; полы находились на разном уровне, и на стыках имелись ступени; больших лестниц насчитывалось три, и дом в результате походил на лабиринт. Через окна было нелегко что-нибудь разглядеть: мешали необычайно толстые наросты пыли и грязи.
Сам Льюк Гэмбл, как и его дом, знавал лучшие времена. В происшедших переменах не было его вины: Гэмбла едва не погубил компаньон, который сбежал с его деньгами; Гэмбл уплатил, хотя и с трудом, по всем обязательствам и, обедневший, растерявший связи, остался в чересчур большом для его нынешнего делового размаха доме.
Доктор Тул зашел в комнату клерков, и один из них проводил его через пустое помещение в святилище, где пребывал сам адвокат. Спотыкаясь, медик одолел две ступеньки, наградил недобрым словом этот дом, где сам черт ногу сломит, и обнаружил старого Гэмбла; тот, в бархатном колпаке и шлафроке, совещался с суровым пожилым человеком, бледное лицо которого было изрыто оспой; собеседник Гэмбла бросал неприятные косые взгляды из-под черного парика и говорил медленно, с усилием, словно мучительно стараясь что-то припомнить; адвокат тем временем, вздев на нос очки, делал записи. Незнакомец резко замолчал и обратил к Тулу, нарушившему их уединение, мертвенно-бледное лицо с подозрительно бегающими глазками.
Льюк Гэмбл — судя по виду, застигнутый врасплох — смерил клерка ядовитым взглядом, а затем радостно приветствовал доктора Тула.
Незнакомец резко замолчал и обратил к Тулу, нарушившему их уединение, мертвенно-бледное лицо с подозрительно бегающими глазками.
Льюк Гэмбл — судя по виду, застигнутый врасплох — смерил клерка ядовитым взглядом, а затем радостно приветствовал доктора Тула.
Когда рассказ Тула был окончен, а бумаги прочитаны, лицо мистера Гэмбла просветлело, потом потемнело, потом прояснилось опять. Он обратил к неприятному рябому собеседнику многозначительный взгляд, произнес: «М. М.» — и кивнул.
Тот протянул руку за бумагами.
— Не тревожьтесь, — сказал адвокат, — это позволит взять М. М. в очень плотные тиски.
— Но что это за М. М.? — осведомился Тул.
— Когда были вручены эти извещения, доктор? — спросил мистер Гэмбл.
— Часа не прошло; но что это за чертово М. М.?
— М. М., — повторил адвокат, с мрачной усмешкой глядя на оборотную сторону бумаг, лежавших на столе, — ну как же, об М. М. ходит немало странных историй; и город, и вся страна вскоре узнают о ней значительно больше, как мне теперь сдается. Кто вручил бумаги — посыльный из суда?
— Какой-то жирный негодяй с бычьим затылком, с большим круглым лицом, как мерзкая сальная клецка, и черной нашлепкой на глазу, — ответил Тул.
— Очень похож… он был один? — спросил Гэмбл.
— Нет… еще длинная шельма в черном; таращится, как кошка в темноте; кажется, вот-вот перережет вам глотку; лицо белое как бумага, глаза громадные, чернущие и ввалившиеся.
— Ага, это то самое, — произнес Гэмбл, который во время разговора кинул свой шлафрок на спинку стула, надел сюртук, достал из стенного шкафчика парик и таким образом завершил свой туалет.
— Это то самое? — повторил Тул. — Что за это… какое такое самое ?
— Я говорю о Дейвиде О’Ригане… Грязный Дейви, как мы его называем. Ни разу еще не слышал, чтобы он защищал правое дело; а женщина — М. М.
— А! Ну конечно… женщина… я знаю… помню. — И доктор раскрыл уже было рот, чтобы выдать секрет бедной миссис Макнамары, но вовремя опомнился. — Это предсказательница, ведьма, М. М., Мэри Мэтчуелл; ее печатную карточку нашли, знаете ли, в крови у тела Стерка. Вы ведь помните: доктор Стерк; за покушение на него разыскивали нашего несчастного друга.