Видишь ли, такому вульгарному субъекту, как Стерк, сам бог велел давать деньги в рост из-под полы. И все бы ладно, но для этого нужно знать городской люд и уметь с ним обходиться, а он ни черта не знает и не умеет. Сборщик с дорожной заставы напротив, и тот не доверил бы старому Джозу Фартингейлу и пяти пенсов — ни под вексель, ни под долговую расписку. Стерк, собака, к тому же еще и туп как пробка, — что делать, не дал Бог ума, — через полтора месяца ему нужно будет внести квартирную плату за целый год, а у него и шиллинга нет за душой. Бедняга! Не скажу, что испытываю к нему особую любовь, но хочешь не хочешь, а пожалеешь его.
Произнося это и грея спину у камелька, Том Тул упивался жалостью, брови его были приподняты, забавная физиономия выражала сочувственную озабоченность.
В противоположность ему Стерк был в тот вечер молчалив и свиреп сверх обыкновенного. Мрачный, взвинченный, он сидел в гостиной, засунув кулаки в карманы и вытянув ноги, и на челе его сгущались зловещие тучи. Миссис Стерк не осмелилась на сей раз прервать его размышления фразой: «А как мой Барни насчет чайку?» — а с кротким усердием склонялась над штопкой. Временами она бросала на Стерка взгляд из-под ресниц, а иногда, если дети шептались чересчур громко, посылала им осторожный немой сигнал, nutu signisque loquuntor.[36]
Стерка выводило из себя подозрение, что Том Тул, этот паскудный шпионишка и звонарь, проведал о его денежных потерях. Он был уверен, однако, что Тул не узнает, насколько они велики. А беда была такова, что лишила бы равновесия не только Стерка: все скопленное благодаря изобретательности ума и длительному самоограничению и еще кое-что растаяло как дым; для этого хватило года с небольшим и двух-трех неудачных сделок. Дьявольское невезение, игра слепого случая — и вот он — светлая голова, игрок из игроков! — приперт к стенке. Доктор не переставая хмурился и скрежетал зубами, чуть не сломал в кармане ключи и монету в один шиллинг, а с языка так и просились, одно за другим, пламенные проклятия. Затем Стерк вставал и угрюмо брел за фляжкой бренди. После глотка ему становилось легче, он принимался подсчитывать свои шансы и прикидывать, что можно еще выхватить из пламени пожара, и решил: нужно поднажать и получить место управляющего, которое Дейнджерфилд, если только он заинтересован в дельном работнике, не замедлит ему предоставить. О своих надеждах Стерк намекнул лорду Каслмэлларду и, как ему показалось, встретил понимание и благосклонность. Да, вместе с должностью он получит кредит и возможность заново построить состояние и удержать его в руках. Можете себе представить, каково приходилось в обществе столь приятного компаньона бедной маленькой миссис Стерк, которая ничего не подозревала о состоянии дел своего Барни и терялась в недоумении по поводу его причуд.
И вот, когда Дейнджерфилд проговорил приветствие прямо в ухо Стерку, а тот, резво обернувшись, обнаружил рядом его белые завитые волосы, очкастые глазищи, кривой и короткий нос-клюв, одновременно смешной и зловещий, доктору почему-то на мгновение почудилось, что ему на плечо села «вещунья, черная ворона» из сна. Он улыбался много больше, чем обычно при встрече со знакомыми, и тем, полагаю, до некоторой степени выдал свое замешательство.
Глава XXVIII
МИСТЕР АЙРОНЗ ДЕЛИТСЯ СТАРЫМИ ВОСПОМИНАНИЯМИ О ЛОШАДИ В ЯБЛОКАХ И О ГЕРАЛЬДИЧЕСКОЙ ЛИЛИИ
Всем и каждому в Чейплизоде было хорошо известно, что Стерк зарится на должность управляющего имением лорда Каслмэлларда; поэтому сцену между Стерком и Дейнджерфилдом, которая разыгралась у него на глазах, Наттер воспринял как публичное оскорбление. В нем вспыхнула ярость флегматика, который опасен, если его раздразнить; о состоянии ума Наттера можно было безошибочно судить по его окаменевшему смуглому лицу.
Дейнджерфилд, воспользовавшись случаем, тронул Наттера за плечо и сказал откровенно, что хотя он сам желал бы, чтобы все было по-старому, однако же Стерк до известной степени вкрался в доверие к лорду Каслмэлларду.
В нем вспыхнула ярость флегматика, который опасен, если его раздразнить; о состоянии ума Наттера можно было безошибочно судить по его окаменевшему смуглому лицу.
Дейнджерфилд, воспользовавшись случаем, тронул Наттера за плечо и сказал откровенно, что хотя он сам желал бы, чтобы все было по-старому, однако же Стерк до известной степени вкрался в доверие к лорду Каслмэлларду.
— Скажите лучше — вкрался ему в уши, — мрачно ответил Наттер.
— Пусть так, — согласился Дейнджерфилд, — и мне, сами видите, приходится нелегко, клянусь Юпитером. Его светлость желает, чтобы я тоже выслушивал доктора Стерка.
— Ему нечего сказать, сэр, сверх того, что известно любому городскому идиоту.
— Мой дорогой сэр, поймите меня. Я на вашей стороне, — Дейнджерфилд дружеским жестом положил ладонь на руку Наттера, — но лорд Каслмэллард любит время от времени поступать по-своему — не мне вам это объяснять; кое-кто под вас подкапывается. Вы настоящий джентльмен, мистер Наттер, вы мне симпатичны, и я буду с вами откровенен, поскольку уверен, что сказанное мной дальше не пойдет. Стерк нацелился на должность управляющего. Я — за вас и не вижу, с какой стати ваше место должно достаться ему, но… но, как вам известно, у его светлости бывают странные капризы и к голосу разума он прислушивается не всегда.