И мистер Спейт, опершись локтем на круглый столик и водрузив ноги на каминную решетку, стал потягивать дымящийся пунш; он отвечал на вопросы, вместе со всеми строил предположения, а тем временем оттаивали и душа его, и платье.
А в Мельницах, куда уже принесли дурную весть — сначала вдова Макан, а потом Пат Моран, — возбужденные служанки, собравшиеся в кухне за чаем, с замиранием сердца повторяли: «Бедный хозяин! Ох, горе горькое! Ох, что это там?» И они вскакивали и озирались в испуге. «Боже милостивый, а наша бедненькая госпожа — как она это переживет?» И беседа продолжалась в том же духе. За окнами подвывал ветер, в стекло мягко барабанил снег, «и, Бог мой, как же было темно!».
Взяв толстую кухонную свечу, отправилась наверх отдыхать от трудов праведных Могги; Бетти тоже не собиралась долго засиживаться — только «ополоснуть тарелки» и притушить огонь; в одиночестве ей стало не по себе, и она решила попроситься на ночь в постель к Могги.
Со времени ухода Могги прошло не более двадцати минут, Бетти почти уже закончила свои дела, и вдруг… «Святые угодники!» — пробормотала она, выпучив глаза и роняя на выложенный плитами пол швабру, потому что с верхнего этажа до нее донеслись — или ей почудились — шаги хозяина (его походку ни с чем нельзя было спутать).
Бетти прислушалась (она сама была бледна как покойник и едва дышала), но все стихло, лишь за окном глухо раздавались порывы ветра и мягко барабанил по стеклам снег; она слушала и слушала, но все зря.
— Показалось, только и всего, — со вздохом облегчения произнесла Бетти, изо всех сил стараясь приободриться, и стала доделывать свою работу; время от времени она замирала, чтобы прислушаться, или принималась громко напевать. Наконец пришла пора и ей взять свечу и отправиться наверх; Бетти оставалась одна уже добрых полчаса… в доме все было спокойно… только шум бури… ее скрипучая и дребезжащая мелодия, и метания ветра на крыше и в дымоходах.
Поднимаясь по лестнице с неровно горящей свечой в руках, Бетти подозрительно озиралась через плечо. В коридорное окошко беспрерывно бились и скользили вниз белые снежные хлопья, и от этого оно казалось совсем черным. Кто знает, а вдруг какое-нибудь страшное лицо, прячась за этой текучей кружевной завесой, незаметно смотрело из темноты прямо на Бетти, когда она проходила мимо? И Бетти, кухарка, одолела лестницу с большим проворством.
Как известно, тот, кто подслушивает, редко слышит о себе хорошее; подглядывающий тоже иной раз видит не то, что бы ему хотелось; и кухарка Бетти, на лестничной площадке бросив испуганно-любопытный взгляд в коридор, узрела такое, что едва не лишилась чувств.
В глубокой дверной нише по правую руку кухарка, как я уже говорил, увидела нечто: то ли человеческую фигуру… то ли густую тень… всего лишь густую тень… или, быть может, собаку. Бетти подняла подсвечник над головой и присмотрелась: нет, ей-богу, это была не тень; там, без сомнения, прятался человек!
Человек этот был закутан в черное, сидел съежившись, задрав подбородок. Кухарка узнала лицо Чарлза Наттера, неподвижное и смотрящее искоса, украдкой. Взгляды встретились, но лишь на мгновение; раньше, чем вы успели бы сосчитать до трех, чары разрушились. Но ошибки быть не могло.
Кухарка узнала лицо Чарлза Наттера, неподвижное и смотрящее искоса, украдкой. Взгляды встретились, но лишь на мгновение; раньше, чем вы успели бы сосчитать до трех, чары разрушились. Но ошибки быть не могло. Бетти как нельзя лучше рассмотрела эти мрачные смуглые черты. В ярких белках мерцали отблески свечи.
Вскочив, черный гость замахнулся на свечу шляпой. Громко взвизгнув, Бетти швырнула в него подсвечник, который с грохотом ударился о дверь, и мгновенно все поглотила тьма; не сознавая, что делает, служанка бросилась в дверь спальни напротив, заперлась изнутри и в безумном ужасе нырнула под одеяло.
Ее вопль не остался, разумеется, без внимания. Шум слышала Могги, но не придала ему значения: Бетти имела обыкновение визжать при виде мыши, а то и мошки. Дверь спальни Бетти захлопнулась, как обычно в таких случаях, а на оклик ответа не последовало, и Могги пришла к выводу, что ничего не случилось.
Однако очередь Могги была еще впереди. Я слышал, что когда духи «являются», то они обычно не теряют времени даром; иной раз дух успевает нанести за один вечер несколько визитов.
Можно сказать определенно, что Могги, в отличие от Бетти, не была склонна излишне доверять рассказам о гоблинах, ведьмах, банши, пэках{163} и прочей нечистой силе. У нее был хороший аппетит, крепкий сон, и ей ни разу не являлся дьявол. Поэтому ужасы, пережитые той ночью, ей были внове, и у меня, соответственно, нет разумных причин сомневаться в надежности ее свидетельства. Ночью, внезапно пробудившись, она увидела в своей комнате свет и услышала негромкий шорох в том углу, где помещался старый, выкрашенный в белый цвет стенной шкаф. Могги просунула голову за тонкий полог и — о Небо! — увидела человека, который рылся в шкафу; дверцы были широко распахнуты, в отверстии замка торчал, как ей почудилось, ключ.
Фигура в углу очень напоминала хозяина. Храните нас от зла, святые угодники! Свет отражался от задней стенки шкафа, и профиль ночного гостя выделялся очень четко. Могги рассказывала, что на сапоги пришельца были надеты как будто толстые шлепанцы, плечи облегала темная накидка с капюшоном на пуговицах, лицо скрывала надвинутая шляпа; и накидка, и шляпа, и все остальное было в снегу.