Поспешно окунув палку в воду, Дейнджерфилд завернул ее в красный носовой платок и сунул в ящик комода, который запер на замок. Хлыст для верховой езды сходствовал с орудием, описанным Клаффом; Лоу полагал, что именно его Клафф и видел, однако доблестный капитан, которому хлыст был предложен для осмотра, решительно отверг всякое тождество между ними. Хлыст был значительно легче и не помещался в ящике комода.
Тем не менее характер черепных ран, нанесенных Стерку, со всей определенностью указывал на то, каким должно было быть орудие убийства; и очень скоро в сточной канаве Медного Замка наткнулись на кусок сломанной полой железной трубки длиной в два дюйма, в точности отвечающей описанию Клаффа. Трубка побывала в огне, и внутренность ее, состоявшая из дерева или китового уса, совершенно выгорела. По-видимому, Дейнджерфилд думал, что она из свинца, и бросил ее в камин; ручка сгорела, а нерасплавившийся металл он сломал и обломки выбросил в канаву. Итак, со всеми необходимыми приготовлениями было покончено. На основе предсмертного заявления Стерка, сделанного им под присягой в полном сознании приближающейся кончины, был составлен безупречный с точки зрения логики обвинительный акт. Аккуратно переписанный, он лежал в канцелярии по уголовным делам Суда королевской скамьи, дожидаясь очередной выездной сессии.
Глава XCVII
ЯВЛЯЕТСЯ ОБАДИЯ
Наш достойнейший лейтенант Паддок к этому времени совершенно примирился с новым положением вещей, он зашагал в Белмонт (увы, таковы капризы человеческой природы), гораздо более озабоченный предстоящим объяснением с тетей Бекки, нежели сенсационной развязкой любовного романа, наступившей две недели тому назад.
В тутовой аллее близ реки он увидел мисс Гертруду и лорда Дьюнорана — они шли рука об руку. Вид Паддока, растерянный и даже нелепый, вполне соответствовал его душевному состоянию; дыхание, однако, осталось ровным, и пульс не участился; он даже не пробормотал подходящих к случаю стихов, но прошествовал в дом и попросил разрешения увидеть мисс Ребекку Чэттесуорт.
Тетя Бекки приняла его в гостиной. Она казалась очень бледной, говорила мало и с необычной для нее сдержанностью. В примирении между двумя особами противоположного пола — даже при большой возрастной разнице — всегда есть некий оттенок трогательной сентиментальности.
Сквозь закрытую дверь голос Паддока доносился невнятно: из холла нельзя было разобрать ни слова. Далее наступило молчание, но, быть может, разговор продолжался на пониженных тонах. Слышно было, как тетя Бекки расплакалась, а лейтенант мягко ее утешал. Вдруг тетя Бекки плачущим голосом воскликнула:
— Дольше, гораздо дольше, чем вы думаете, лейтенант, — два года с лишком — всегда !
Лейтенант заговорил громче — и новое восклицание тетушки «Ах, как же я была глупа!» потонуло в быстрой речи лейтенанта. Потом дверь гостиной распахнулась, тетя Ребекка стремительно взбежала по лестнице наверх, приложив платок к покрасневшему носу и воспаленным глазам, и, словно юная воспитанница пансиона, с грохотом захлопнула за собой дверь спальни.
Из холла послышался призывный голос генерала, который направлялся к обеденному столу; вошедший Доминик повторил приглашение, но Паддок, белее мела, стоял как вкопанный, в полной растерянности держась за дверную ручку, словно не мог решить, должен он или нет последовать за тетей Бекки. Приглашение пришлось повторить не раз и не два — и только тогда, наконец-то уяснив смысл услышанного, Паддок двинулся с места.
За накрытым столом его ожидали лорд Дьюноран, мисс Гертруда и досточтимый отец Роуч. Тетя Бекки, занятая какими-то делами, к обеду не вышла.
Паддок держался за обедом скованно; сохраняя рассеянный вид, по большей части молчал; вокруг оживленно беседовали, но он лишь изредка вставлял слово, да и то невпопад; а однажды расхохотался, даже не расслышав шутки.
Портвейна он выпил целых три бокала.
Тетя Ребекка, надевшая капор, встретила лейтенанта в холле. Отвернувшись от него и пристально вглядываясь в часовой циферблат, она с нарочитой небрежностью, хотя голос ее и дрогнул, осведомилась:
— Лейтенант, вы не прогуляетесь со мной по саду?
Паддок, не сразу заметивший тетушку, встрепенулся и — хотите верьте, хотите нет — залился румянцем, отвесил поклон и, расплывшись в улыбке, негромко изъявил свою готовность. Они вышли из дома вместе и прогуливались по садовой дорожке долго — очень долго (случается, времени забывают вести счет); исподтишка наблюдал за ними один только садовник, Питер Брайен, но они его не видели.
Подойдя наконец к белой садовой калитке, тетя Ребекка поспешно выпустила руку Паддока, на которую опиралась; у дома они с умиротворенным видом расстались: мисс Ребекка торопливо прошептала слова прощания, а Паддок тотчас отправился на поиски Доминика — ему срочно нужен был генерал.
Выяснилось, что генерал спустился к реке, Паддок последовал за ним туда. Пересекая двор, он взглянул на дом, в окне, как ему показалось, виднелось чье-то лицо. Сияя улыбкой, ошеломленный Паддок помахал шляпой и прижал ее к сердцу, его не оставляло чувство, будто все это ему снится, — в этом странном состоянии он торжественно продефилировал к берегу.