«Где комната мистера Боклера?» — крикнул милорд, и мне показалось, что он вот-вот меня ударит. На это мне было наплевать, но я боялся открыть рот… слова застряли в глотке… и я уставился на мистера Арчера, а он окликнул горничную, которая поднималась по лестнице: «Где спит мистер Боклер?» И та, знавшая его, тотчас же ответила: «В комнате под знаком лилии» — и указала рукой; тогда милорд, шатаясь, бросился туда с обнаженной шпагой и начал кричать, чтобы Боклер выходил, и неловко тыкать ключом в замок, но не сумел открыть дверь; тогда он вышиб ее ногой и ворвался внутрь; мистер Арчер не отставал, как бы стараясь его утихомирить, а за ними — я, сам не знаю как.
К тому времени ваш батюшка довел себя до настоящего бешенства; он кричал: «Черт бы побрал ваши уловки… если не хотите играть по-человечески, тогда умрете по-собачьи». Думаю, эти слова его и сгубили — горничная была в коридоре и слышала; нетвердой рукой милорд нанес мистеру Боклеру полдюжины ударов шпагой плашмя, а мистер Арчер закричал во всю мочь: «Стойте, милорд, вы его ранили! Спрячьте шпагу, бога ради» — и затеял с милордом что-то вроде борьбы, но не всерьез, а только чтобы отнять шпагу, а мне велел: «Откинь одеяло и посмотри, куда он ранен». Я так и сделал; там была большая лужа крови — мы знали отчего; вид ее явно поразил милорда. «Я этого не хотел, — сказал он и, злобно выругавшись, добавил: — Но он получил по заслугам».
Не знаю, был ли Гласкок в это время в комнате — возможно, был; во всяком случае, так он заявил позже под присягой; но вы читали отчет о суде — не сомневаюсь. Вскоре в комнату набилось множество народу. Мертвец еще не остыл — нам это было на руку. Его приподняли; кто-то предлагал попробовать одно средство, кто-то еще — другое, а милорд все время сидел в оцепенении, прислонясь к стене. Потом он поднялся и сказал: «Надеюсь, он жив, но если он умер, то, клянусь честью, это случайность — и не более. Призываю в свидетели Небеса и людей, здесь присутствующих, ручаюсь честью пэра, я хотел только ударить его разок-другой».
«Вы слышите, джентльмены, что говорит милорд: он хотел только разок-другой ударить, но не убивать», — вскричал мистер Арчер.
И милорд повторил это еще раз и притом клялся и божился, как святой Петр в зале суда{170}.
И вот, поскольку милорда никто не держал, он вышел из комнаты с намерением, как я понимаю, убраться подальше, если получится. Но мистер Андервуд заметил, что его нет, и говорит: «Джентльмены, где милорд Дьюноран? Мы не должны его отпускать», и мистер Андервуд пошел за милордом, а следом еще двое или трое, и они застали его в коридоре, со шляпой на голове и в плаще, и мистер Андервуд заступил ему дорогу к лестнице: «Милорд, вам нельзя уходить, пока не станет ясно, чем закончится дело». — «Ничем страшным оно не закончится», — ответил милорд и, не сопротивляясь, пошел обратно.
Остальное вам известно — чем закончилось это дело, по крайней мере для него.
— Так вы тот самый Зикиел Айронз, который был свидетелем на суде? — И Мервин со странной улыбкой остановил на Айронзе полный отвращения взгляд.
— Тот самый, — виновато подтвердил Айронз и, помолчав, добавил: — Но я сказал очень немногое и только правду — хотя и не всю правду. Посмотрите на материалы процесса, сэр, и вы убедитесь, что решающие показания дали мистер Арчер и Гласкок — не я. И очень сомневаюсь, что Гласкок вообще находился в комнате мистера Боклера, когда все это произошло, — скорее всего нет.
— А где же этот негодяй Гласкок, и этот дважды убийца Арчер — он где?
— Гласкок кормит червей.
— Что вы этим хотите сказать?
— Гниет в земле, уже много дней. Послушайте, мистер Арчер отправился в Лондон и остановился в «Турецких банях», а мы с Гласкоком решили уйти из «Лошади в яблоках». Обоим нам было неспокойно на душе, и мы вместе собрались в Лондон. И Гласкок додумался — на свою голову — написать мистеру Арчеру что-то вроде письма с угрозой и требованием денег. Это, как вы понимаете, было уже после суда. Ну вот, ответа не пришло, но через какое-то время — как снег на голову — мистер Арчер явился в «Лошадь в яблоках» самолично; я тогда не знал о письме Гласкока: тот думал оставить себе все, что удастся получить.
И Гласкок додумался — на свою голову — написать мистеру Арчеру что-то вроде письма с угрозой и требованием денег. Это, как вы понимаете, было уже после суда. Ну вот, ответа не пришло, но через какое-то время — как снег на голову — мистер Арчер явился в «Лошадь в яблоках» самолично; я тогда не знал о письме Гласкока: тот думал оставить себе все, что удастся получить. Встретив меня у помпы на конном дворе, мистер Арчер сказал: «Итак, неглупое послание вы с Гласкоком отправили мне в Лондон».
Я сказал, что впервые об этом слышу.
«Как, — говорит он, — ты хочешь сказать, что тебе не нужны деньги?»
Сам не знаю, что меня подтолкнуло, но я сказал: «Нет».
«Хорошо, — говорит он. — Я собираюсь продать лошадь, и завтра мне должны за нее заплатить; вы с Гласкоком ждите меня вблизи… — кажется, Мертона, но я не уверен, потому что ни до, ни после того не бывал в этой деревушке, — и я дам вам денег».