Будь мистер Мервин достаточно напуган, он бы поспешил укрыться в спальне; если бы он не испугался вовсе, он бы вернулся в кресло и позволил своим мыслям течь по прежнему руслу. Но Мервин взял в руку свечу и слегка приоткрыл ставень. Однако снег ложился на стекло сплошным белым занавесом, который отражал свет свечи и прятал от глаз все, что было снаружи. Пока Мервин пытался проникнуть взглядом за эту совершенно непроницаемую пелену, на стекло с той стороны внезапно легла чья-то ладонь и начала быстро соскребать снег, словно стараясь расчистить себе глазок для наблюдения.
В этот раз появлением руки дело не ограничилось: вслед за рукой к стеклу прижалось лицо… это не было лицо Наттера… нет… это было лицо Айронза… бледное, со сверкающими глазами и синим подбородком; мокрые волосы липли под ветром к оконному стеклу.
Опершись коленом о наружный подоконник, Айронз отчаянно кивал Мервину, смахивал с окна снег и указывал на заднюю дверь; чуть ли не касаясь губами стекла, он кричал: «Впустите». Из-за рева бури Мервин почти не слышал слов, но угадал их значение по жестам, которые также едва мог разобрать.
Не колеблясь ни мгновения, Мервин спустился, оставил свечу на столике в передней и отодвинул засовы; в открытую дверь, вместе с буйным порывом ветра, ворвался Айронз, окруженный снежным вихрем; полы одежды хлестали его по лицу; вдали, в глубине дома, захлопали двери.
Мервин запер дверь. Айронз стоял, всклокоченный, потрепанный непогодой, в заснеженной мокрой накидке, и готовился объяснить свое очередное появление в Доме с Черепичной Крышей.
— А! Глазам своим не верю! — Мервин немного помолчал, а затем, думая лишь о том, что интересовало его в первую очередь, взволнованно воскликнул: — Во имя Неба, вы пришли рассказать мне все, что знаете?
— Быть может… но нет, — ответил клерк, — не уверен; я вам скажу кое-что.
— А! Глазам своим не верю! — Мервин немного помолчал, а затем, думая лишь о том, что интересовало его в первую очередь, взволнованно воскликнул: — Во имя Неба, вы пришли рассказать мне все, что знаете?
— Быть может… но нет, — ответил клерк, — не уверен; я вам скажу кое-что. Видите ли, я уезжаю и зашел сюда по пути; я скажу больше, чем в прошлый раз, но не все… пока что не все.
— Уезжаете? И куда? Каковы ваши планы?
— Планы?.. У меня нет планов. Куда?.. Никуда… куда угодно. Я уезжаю — вот и все.
— Вы покидаете эти места?.. И никогда не вернетесь?
— Я уезжаю сегодня; доктор — пастор Уолсингем — меня отпустил. Отчего вы так смотрите, сэр? Вы что, думаете, я кого-нибудь убил? Нет, но если бы остался, может быть, и пришлось бы. — И мистер Айронз издал испуганный, полубезумный смешок. — Я уезжаю ненадолго, на две недели или около того, пока дела не утрясутся, — не введи нас во искушение — в Маллингар или еще куда-нибудь; я просто не хочу больше торчать у самых адских врат, где дьяволу ничего не стоит дотянуться до меня своей длинной рукой.
— Идемте в гостиную, — предложил Мервин, заметив, что Айронз дрожит от холода.
Они расположились там за закрытыми дверьми и ставнями, на столе горели две свечи, а в камине полыхали две охапки мореных дров, дающих такое яркое и ароматное пламя. Айронз отряс свой плащ и выпрямился, высокий и тонкий; он стоял, собираясь с мыслями, и Мервину казалось, что он ужасно испуган, но держится хорошо.
— Так вот, я ненадолго уезжаю, но прежде я пришел повидать вас, сэр, и подумать, что я могу вам сейчас открыть; но главное, я хочу остеречь вас снова, чтобы вы молчали о нашем последнем разговоре здесь, в этом доме; до сих пор вы честно держали слово; если вы его нарушите, я не вернусь, — и клерк произнес проклятие, — я не осмелюсь вернуться… Я расскажу вам, как все это получилось, — вновь начал он. — С тех пор немало воды утекло — двадцать два года; и двадцать два года ваш высокородный отец лежит в могиле. Это было гнусное убийство, сэр; оба они гнусные убийцы. По мне, так его именно убили.
— Кого «его»? — спросил молодой человек.
— Вашего батюшку, сэр.
— Мой отец убит?
— Почти что, разница невелика. Можно и так сказать, на мой взгляд. Сейчас вы услышите, как это было.
И мистер Айронз вновь обернулся, обшарив взглядом углы комнаты, а потом начал:
— Сдается мне, сэр, когда порочному юнцу, бессердечному и дерзкому, понадобятся деньги, то он самого нечистого переплюнет. А из всех, кого я видел или о ком слышал, не было молодого человека хуже Чарлза Арчера. Иногда мне казалось, что он и есть сам дьявол. Не то чтобы он был особенный умник, но не успевали вы о чем-нибудь подумать, а он уже знал ваши мысли. Он знал, о чем думает каждый . Он мигом решал, что ему делать, и поражал как молния. Жалости или страха он не ведал, а хитрец был такой, что не ухватишь. Я служил буфетчиком в гостинице «Лошадь в яблоках», а он дважды останавливался там, когда бывал в Ньюмаркете.
Неприятно пораженный, Мервин быстро взглянул в лицо Айронза.
— Ну как же, сэр, конечно, вы об этом знаете; вы ведь читали про суд, не могли не читать. Так вот, он приезжал туда дважды. Это был прекрасный старый дом, комнат — не перечесть, и хорошая гостиница, с налаженным хозяйством. А среди слуг было, думаю, всего двое дурных людей: я сам и Гласкок. Он служил младшим конюхом и был нехороший парень. Арчеру хватило одного взгляда, чтобы из всех слуг выбрать нас двоих. Он никогда не ошибался. Он нас учуял, как ворона чует падаль, и использовал с умом.