Глава 21-я, банальная.
Заметив далеко впереди светлую полосу голубого неба, а под ней долгожданную белую ниточку вечно цветущих садов, Локси почувствовала, как сердечко стукнуло с такой силой, что едва не выпрыгнуло из измаявшейся и усталой груди.
Позади осталось все — и каторжный труд почти двух седьмиц, и брошенные дома поселка, и разнесенный яростными файрболлами перекат, где тяжело груженая баржа едва не села на мель, и остров со словно залитым белой эмалью камнем, с которого сбегала вниз зеленая прихотливая вязь старинных надписей, и все это нелегкое плавание.
Пусть по берегам еще тянулись мертвые, отравленные неведомой заразой земли, но впереди уже показался краешек иного мира, по прихоти богов пронзившего реальность и терпеливо дожидающегося, когда новые дети ступят на его просторы и бросят семя в его землю…
Локси победно усмехнулась.
— Я сделала это! — выкрикнула она в надменные, неохотно уплывающие назад тучи.
— У меня все получилось! — от этого вопля шарахнулась подальше невесть зачем залетевшая сюда орлица.
Не дождавшись ответа, волшебница спикировала вниз, где из ржавой железной коробки через круглые оконца на нее таращились десятки глаз.
— На палубу уже можно выходить, но в воду лучше не прыгать! — хрипло от ветра сообщила она. Заметив, как открылись округлые двери и наружу хлынули взрослые, разумно оставив детей пока что внизу, она спросила.
— Финчли, кто из ваших учеников самый остроглазый?
Учитель устало усмехнулся, озираясь по сторонам.
— Пожалуй, Виктория Валкенхем. А что?
Локси вытребовала из трюма девчонку и заставила ее, чуть поддерживая, залезть на ржавую скрипучую мачту. И отсюда, с пугающей рыжую двенадцатилетнюю Викторию высоты, прекрасно видны были безжизненные поля по сторонам и разрезающая их надвое серая лента реки. И мерно скрипящие большие весла, коими переселенцы нетерпеливо подгоняли свое неуклюжее плавсредство, гордо названное ими странным словом «Ковчег». И болтающиеся рядом несколько яхт с убранными парусами.
— Посмотри назад, Виктория, и сообщи взрослым, что ты там видишь, — Локси сидела рядом с девчонкой на какой-то толстой трубе и осторожно придерживала ее.
Темно-свинцовые, почти черные тучи сплошным кипящим покровом устилали небо там, откуда хумансов терпеливо принесла река, и Виктория звонким голосом, с ужасающими подробностями сообщила об этом вниз.
— А теперь, девочка моя, посмотри вперед, — шепнула волшебница. — Внимательно посмотри и запомни на всю жизнь.
Рыжая веснушчатая девчушка посмотрела туда, куда указывала испачканная в ржавчине рука волшебницы. От волнения у малышки перехватило дух, и Локси даже пришлось поддержать ее, дабы та не свалилась вниз. Приблизившийся уже край нового мира, освещенный ласковыми лучами доселе невиданного солнца — это было самое прекрасное зрелище, что ей доводилось наблюдать. Но, справившись с собой, Виктория не подкачала, и в лучших традициях одной столь полюбившейся ей старой книги звонко крикнула:
— Земля! Земля на горизонте!
В речной бухте, куда с немалыми усилиями удалось повернуть, а затем и загнать громадную неповоротливую баржу, кипела работа. На берег уже были переброшены мостки… извините, сходни — и на зеленую траву высыпали хумансы. Следом выводили детей, недоверчиво и испуганно поглядывающих в бездонное голубое небо с редкими белыми облаками — обычными облаками, как объяснили им старшие.
На прибрежном холме стояли четверо. По еще покрытым вездесущей на барже тонкой пылью ржавчины щекам мэра стекали светлые дорожки, но он ничуть не замечал своих слез — мужчины не плачут. Пастор и учитель были не то, чтобы менее впечатлительны — просто им уже доводилось ступать сюда и они отнеслись к здешним пейзажам более спокойно.
За тонкой полоской вишневых садов обнаружились уходящие вдаль поля с виднеющимися кое-где величавыми дубравами, а чуть слева от солнца взгляд различал видную из-за горизонта снежную макушку какой-то высокой горы. Ничего этого Локси не помнила из своих снов, но восприняла спокойно — боги они на то и есть, чтобы творить. Или разрушать.
Ничего этого Локси не помнила из своих снов, но восприняла спокойно — боги они на то и есть, чтобы творить. Или разрушать.
А пока что она забавлялась, с немалым злорадством наблюдая за мучениями тетушки Саманты. Пять дней назад та затаскивала на борт свою козу примерно с такими же трудностями и руганью, с какими теперь пыталась увещевать и вытащить на берег упрямое животное.
От созерцания ее отвлек звонкий голос влетевшей на холм Виктории как-то-там-ее-хэм.
— Дядюшка мэр! Смотрите — что это? — и девчонка показала рукой им за спины.
Мир за серой, даже отсюда кажущейся мертвой рекой дрогнул. Из края словно волшебным образом отрезанного над ней тяжелого облачного покрова вырвались такие могучие, сотрясшие воздух ослепительные молнии, что боевой маг в Локси мысленно присвистнул от зависти. Пространство за рекой стало постепенно бледнеть, тускнеть и размываться.
А сквозь уходящую картину обезображенного войной мира стали проступать иные черты — такие же светлые и радостные, как по эту сторону. Да и сама река стала преображаться — по берегам зазеленели деревья, а равнодушная ко всяким природным феноменам стая летящих уток заходила на посадку к пятну качающихся у края бухты камышей. Постепенно куда-то незаметно исчезли и тучи. Вид за рекой стал почти таким же, как и по эту сторону. Последние блеклые пятна прошлого исчезли, и всех пронзило ощущение цельности.