18.00. Квартира Шеззер. У окна. Это не может быть Марк Дарси. Просто нелепо, не может быть. Наверняка это как-то связано с Джедом.
хор.).
18.00. Квартира Шеззер. У окна. Это не может быть Марк Дарси. Просто нелепо, не может быть. Наверняка это как-то связано с Джедом. То есть, возможно, у него тут целая сеть клиентов, которые сходят с ума по наркотикам, а я лишила их жизненно важного продукта. Или Даниел? Но он, конечно, на такое не способен. А может, просто какой-то псих? Но этот псих знает моё имя и адрес. Кто-то хочет меня убить. Кто-то не поленился, достал настоящую пулю и выгравировал на ней моё имя.
Надо сохранять спокойствие. Спокойно, спокойно… Да, надо «мысли в русло повернуть», встречать «спокойно радость и беду». Интересно, в «Кукай» продаются пуленепробиваемые жилеты? Скорее бы Шез вернулась, совсем я выбита из колеи. Квартира у Шез маленькая, в ней всегда бардак, а сейчас их там двое, — пол и всё вокруг завалено лифчиками, леопардовыми полуботинками, пакетами с вещами от Гуччи, сумочками из искусственной кожи, маленькими кардиганами «вояж» и причудливыми босоножками на ремешках… Собьёшься тут с толку. Найти бы любое место, где можно поспать…
Марка увели; детектив Керби повторил, что мне нельзя оставаться в своей квартире. Он отвёз меня домой, чтобы я собрала вещи. Но проблема в том, что мне некуда переехать. Мама с папой всё ещё в реабилитационном центре. Лучше всего пожить у Тома, но я нигде не могла найти его номер в Сан-Франциско. Пыталась дозвониться на работу Джуд и Шез — обе ушли на ланч.
Это и впрямь ужасно. Пока я оставляла сообщения на автоответчики, полицейские собирали по всему дому отпечатки пальцев и искали улики.
— Что это за дыра в стене, мисс? — спросил один из них, когда они бродили кругом и стирали пыль с вещей.
— А-а… это, эмм, осталось вот, — невразумительно объяснила я.
И тут зазвонил телефон — Шез: можно пожить у неё; растолковала, где спрятан запасной ключ; хоть посплю немного.
23.45. Хорошо бы не вскакивать то и дело ночью, хотя оч. успокаивает, что Джуд и Шез спят со мной в одной комнате, причём как младенцы. Было оч. здорово, когда они пришли домой с работы. Все ели пиццу, и я необычно рано заснула. От Марка или о нём — ни слова. По крайней мере у меня есть кнопка тревоги — вот здорово: в маленьком чемоданчике, действует на расстоянии. Нажмёшь — и стройный молодой полицейский в форме мчится меня спасать! Ммм, какая приятная мысль… оч. хочется спать…
* * *
6 сентября, суббота
121 фунтов; сигарет — 10; порций алкоголя — 3; калорий — 4255 (пока мне везёт и я жива, должна получать удовольствие); минут без секса — 1 600 512 400 (значит, надо с этим что-то делать).
18.00. Мы с Джуд и Шез весь день смотрели похороны принцессы Дианы. У всех такое ощущение, будто хоронят кого-то знакомого, только в каком-то более великом измерении; потом мы чувствовали себя выжатыми как лимон, но в то же время испытали определенное облегчение. Так приятно, что всё прошло правильно, хорошо — красиво и хорошо, как будто правительство действительно наконец что-то поняло и в нашей стране снова всё наладится.
Всё походило на шекспировскую трагедию или древнюю легенду, особенно на фоне спарринга между двумя великими, благородными домами — Спенсеров и Виндзоров. Мне глубоко стыдно, что я работаю в глупой дневной телепрограмме, где мы часто целые дни посвящали причёске Дианы. Надо менять свою жизнь. Если даже правительство может измениться — могу и я.
Сейчас мне немного одиноко. Джуд и Шез пошли погулять, заявив, что у них клаустрофобия. Мы пытались позвонить в полицию — мне ведь не разрешено выходить без сопровождения полицейского, — и в конце концов, через сорок пять минут, нам ответил женский голос с центральной станции: все номера заняты. Я заверила Джуд и Шез, что не возражаю, если они пойдут гулять без меня, — если принесут пиццу.
Я заверила Джуд и Шез, что не возражаю, если они пойдут гулять без меня, — если принесут пиццу. Ах, телефон.
— О, привет, дорогая, это мамочка! «Мамочка»! Можно подумать, что я ещё какаю ей в ладошку.
— Где ты, мама?
— О, я проявилась, дорогая.
На секунду мне показалось — хочет мне сказать, что она лесбиянка и собирается жить с дядей Джеффри в удобном гомосексуальном браке без секса.
— Мы вернулись домой. Дела уладились, и с папой тоже. Ну не знаю! Всё это время пил в сарае, а я-то думала — томатный сок. Между прочим, Гордон Гомерсол страдал точно тем же, ну, ты понимаешь, и Джой ничего не знала. Теперь говорят, это болезнь. Что ты думаешь о похоронах?
— Очень мило, — ответила я. — Так что всё-таки происходит?
— Ну, дорогая… — начала мама. Затем послышались звуки борьбы и к телефону подошёл папа.
— Всё в порядке, милая. Мне просто приходится воздерживаться от выпивки. А они с первого же дня пытались избавиться от Пэм.
— Почему? — спросила я.
Перед глазами возникло страшное видение: мама совращает вереницу восемнадцатилетних наркоманов.
Папа усмехнулся.
— Сказали, слишком нормальна. Даю её тебе.
— Честное слово, дорогая! Это всё та самая идиотская абсолютная чепуха, с помощью которой выуживают деньги у всяких знаменитостей и объясняют им то, что уже и так всем известно!