— Можно войти? — слышится приглушённый мужской голос. Марк!
— Конечно! — с облегчением киваю и поворачиваюсь к Джуд и Шез. — Не обидитесь, если я попрошу вас… это… посидеть в спальне?
Они уже сердито поднимались с пола, когда дверь открылась, только за ней оказался не Марк, а Том.
— Бриджит! Ты так похудела! — воскликнул он. — О боже! — и плюхнулся за кухонный стол. — О боже! Жизнь — дерьмо, жизнь — сказка, придуманная циничным…
— Том, — перебила его Шеззер, — у нас тут свой разговор.
— И никто из нас не видел тебя, чёрт возьми, несколько недель, — очень обиженно пробормотала Джуд.
— Разговор? Не про меня? А о чём ещё можно разговаривать? О боже, чёртов Джером, чёртов, чёртов Джером!
— Джером? — в ужасе спросила я. — Претенциозный Джером? Я думала, ты навсегда вычеркнул его из своей жизни.
— Он оставил на автоответчике столько сообщений, пока я ездил в Сан-Франциско, — оправдывался Том. — Ну и мы стали встречаться, а сегодня я всего лишь намекнул, что не прочь снова с ним сойтись, ну, пытался заигрывать, а Джером сказал, он сказал… — Том сердито потёр глаз, — что я ему не нравлюсь.
Все поражённо замолчали. Претенциозный Джером совершил мерзкое, эгоистичное, непростительное, саморазрушительное преступление против всех законов любовной этики.
— Я непривлекательный, — в отчаянии жаловался Том. — Нет сомнений — я неудачник в любви.
Мы немедленно начали действовать. Джуд схватила шардонне, Шез обняла Тома, а я принесла стул, бубня:
— Это не так, это не так…
— Почему тогда он это сказал? Почему, а — вдруг? Почему-у-у?
— Всё совершенно ясно, — успокаивала Джуд Тома, протягивая ему стакан. — Всё потому, что Претенциозный Джером — натурал.
— Натурально натурал! — поддакнула Шез. — Я знала, что этот парень не гей, с тех пор как впервые его увидела.
— Натурал, — согласно захихикала Джуд, — натурал, как самый натуральный, натуральный… член.
5. Мистер Дарси, мистер Дарси
2 марта, воскресенье
5.00. Ахх! Только что вспомнила, что случилось.
5.03. Зачем я это сделала? Зачем? Зачем? Как бы мне снова заснуть или уже встать.
5.30. Странно, как быстро летит время, когда у тебя похмелье. Это потому, что в голове так мало мыслей, — в точности наоборот происходит, когда люди постепенно напиваются: перед ними вспышками мелькает вся жизнь, и кажется, будто каждый миг длится вечность, потому что очень много мыслей.
6.00. Ну вот, так и прошло полчаса — ведь у меня не было ни одной мысли. Уф, жутко болит голова. О боже, надеюсь, вчера меня не стошнило на пиджак.
7.00. Проблема вот в чём: никто не говорит, что произойдет, если выпьешь больше двух порций в день или, вернее, целую недельную норму алкоголя за один вечер. Значит ли это, что у тебя будет багровая рожа и нос крючком, как у гнома, или что ты алкоголик? Но в таком случае все на вчерашней вечеринке — алкоголики. Учитывая, что те немногие, кто не пил, как раз алкоголики. Хмм…
7.30. Может, я беременна и тогда навредила ребёнку алкоголем? Хотя нет. Не беременна — у меня только что кончились месячные, и я никогда больше не буду спать с Марком. Никогда. Никогда.
8.00. Хуже всего остаться посреди ночи одной, когда не с кем поговорить и не у кого спросить, насколько я пьяна. Продолжаю постепенно припоминать все те ужасные вещи, которые я наговорила. Ох нет! Только что вспомнила, что дала нищему 50 пенсов, а он, вместо того чтобы сказать «спасибо», заметил: «Где ж это ты так набралась?» А ещё вдруг вспомнила, как мама в детстве говорила: «Нет ничего хуже пьяной женщины». Я похожа на опустившуюся шлюху из «Ятс Вайн Лодж». Надо ещё поспать.
10.15. Теперь уже немного лучше. Может быть, похмелье прошло? Думаю, стоит открыть занавески. Га-а-а-а! Совершенно неестественно — чтобы солнце с утра так ярко светило.
10.30. Так. Через минуту иду в спортзал и больше никогда не буду пить, а следовательно, сейчас идеальный момент для начала диеты по Скаредейлу. И значит, то, что произошло вчера, оч. хор., поскольку это начало абсолютно новой жизни. Ура! Люди будут говорить… О-о-ох, телефон!
11.15. Это была Шеззер.
— Бридж, я что, правда вчера была такой пьяной и ужасной?
Сейчас я вообще не могла её вспомнить.
— Нет, конечно, нет! — деликатно заверила я, чтобы успокоить Шеззер; уверена: была бы действительно сильно пьяна — запомнила бы это; собралась с духом и спросила:
— А я?
В ответ — молчание.
— Нет, ты была прелесть, — правда, очень мила. Ну вот, всё это просто похмельная паранойя. О-о-ох, телефон! Может быть, он… Оказалось — мама.
— Как, Бриджит, ты всё ещё дома? Ты же должна быть здесь через час! Папа взбивает «Аляску»!
11.30. Чёрт, чёрт. В пятницу вечером мама приглашала меня на обед, а у меня сначала не было сил спорить, а потом я слишком напилась, чтобы помнить об этом. Не могу сейчас ехать. Или могу? Так, вот что надо сделать: сохранять спокойствие и поесть фруктов — с помощью ферментов выводятся из организма токсичные вещества, и всё будет в порядке. Сейчас съем кусочек, постараюсь удержать его внутри и перезвоню маме, когда выберусь из Страны Колебаний.
Аргументы «за»
Проверю, действительно ли с Веллингтоном не обращаются таким образом, что это заинтересовало бы Комитет расового равенства. Поговорю с папой. Побуду хорошей дочерью.