— Это было так весело! — со смехом щебетала Ребекка, нежно заглядывая Марку в лицо. — О, Бриджит, — обратилась она ко мне, когда я подошла, — как поживаешь, милая? Волнуешься? — И чмокнула меня в щёку.
Инстинктивно я попыталась отстраниться.
— Волнуется? — удивился Марк. — Почему Бриджит, воплощение внутреннего достоинства, должна волноваться? Правда, Бридж?
На секунду мне показалось, что лицо Ребекки исказилось в раздражении, но она тут же взяла себя в руки и воскликнула:
— Ах, как это мило! Я так счастлива за вас! — и плавно удалилась, исподтишка, осторожно взглянув на Марка.
— По-моему, очень мила, — определил Марк. — Всегда очень мила и интеллигентна.
«Всегда»? Я задумалась. Мне казалось, он и встречался с ней лишь пару раз. Марк провел рукой в опасной близости от моего корсета — пришлось отпрыгнуть. К нам приблизились двое напыщенных юристов и принялись поздравлять Марка с чем-то, что он сделал с каким-то мексиканцем. Он вежливо поболтал с ними, затем искусно их отшил и мы прошли в обеденный зал.
Всё было оч. впечатляюще: тёмное дерево, круглые столы, свечи, мерцание хрусталя. Проблема состояла в том, что каждый раз, как Марк клал руку мне на талию, приходилось отскакивать.
За нашим столиком уже сидело множество невероятно важных юристов, в возрасте за тридцать. То и дело раздавались взрывы хохота, все старались превзойти друг друга, выдавая всяческие легкие остроты, — видимо, верхушки огромных айсбергов, у которых подводная часть — глубокое знание законов и времени.
— Как узнать, что ты попал в зависимость от Интернета?
— …И ты понимаешь, что не можешь определить пол трех своих лучших друзей.
— Ха-а-а! Ва-а-а! Ха-ха-ха-а-а!
— В наше время уже нельзя просто поставить точку, не добавив «com».
— Ты планируешь всю свою работу по протоколу HTML? Ба-а-а, ха-ха-ха, ба-а-а, ха-а-а-а!
Как только все присутствующие занялись едой, одна дама, по имени Луиза Бартон-Фостер (чрезмерно самоуверенная юристка и того типа женщина, которую легко можно вообразить заставляющей тебя есть печень), выступила с речью.
Что касается меня, я вела себя идеально — просто сидела тихонько и пила разные напитки, — пока Марк вдруг не произнёс:
— Вы абсолютно правы, Луиза. Если я буду снова голосовать за тори, то желал бы быть уверен, что мои взгляды а) изучаются и б) кем-то представлены.
В ужасе я уставилась на него. У меня возникло такое ощущение, как однажды у моего друга Саймона: играл он в гостях с какими-то детьми, и вдруг появился их дедушка, и оказался он Робертом Максвеллом; тут Саймон посмотрел на отпрысков, и ему привиделось, что все они мини-Роберты Максвеллы, с нависающими бровями и огромными подбородками.
Представьте: у вас завязываются отношения с новым человеком; между вами всегда проявится разница, и её следует принять и сглаживать все острые углы. Но в жизни не представляла себе, что могу спать с мужчиной, который голосует за тори. Неожиданно почувствовала, что совсем не знаю Марка Дарси, — возможно, все те недели, что мы встречались, он тайно коллекционировал картинки с глиняными зверушками в шляпках, вырезанные с последних страниц воскресных приложений, или ускользал на автобусе на матчи по регби, или с завистью глядел из окна на чужие автомобили.
Разговор тёк во всё более высокомерном русле, участники его рисовались вовсю.
— И как же вы определяете, что это именно четыре и пять к семи? — лаяла Луиза на мужчину в полосатой паре, похожего на принца Эндрю.
— Ну, я прошёл курс экономики в Кембридже.
— Кто у вас читал? — вмешалась какая-то девушка, как будто это главный аргумент.
— Всё в порядке? — прошептал Марк не раздвигая губ.
— Да, — пробормотала я опустив голову.
— Но ты… дрожишь. Говори — что случилось? В конце концов я призналась, в чём дело.
— Ну я голосую за тори и что? — изумлённо уставился на меня Марк.
— Тсс… — прошептала я, нервно оглянувшись.
— В чём проблема?
— Видишь ли, — начала я, жалея, что здесь нет Шеззер, — если бы я голосовала за тори, то оказалась бы изгоем общества. Это всё равно что приехать в «Кафе руж» на коне, со стаей гончих на веревке или устроить вечеринку на полированных столах, с расставленными по краям тарелками.
— Как здесь, ты хочешь сказать? — Марк рассмеялся.
— Ну да, — пробормотала я.
— И за кого ты тогда голосуешь?
— За лейбористов, конечно. Все голосуют за лейбористов.
— Что ж, это только ясно доказывает, что не в том дело — пока, — вздохнул Марк. — А почему, интересно?
— Что — почему?
— Почему ты голосуешь за лейбористов?
— Ну… — я задумалась, — потому что тот, кто голосует за лейбористов, относится к левому движению.
— А-а…
Кажется, Марк решил, что всё это невероятно весело. Теперь к нам было обращено всеобщее внимание.
— И к социалистам, — прибавила я.
— «К социалистам»… понятно. А социалисты — это…
— Объединенные рабочие.
— Так, но Блэр ведь точно не собирается поддерживать профсоюзы, верно? Вспомни, что он сказал про четвертую статью.
— А тори — это просто ерунда.
— «Ерунда»? — усомнился Марк. — Экономика сейчас в лучшем состоянии, чем была в течение семи лет.
— Нет, не в лучшем! — завелась я. — Наверняка они её улучшили, потому что скоро выборы.