Как потом уверяла Шеззер, Ребекка напоминала не столько медузу, сколько португальский военный корабль, который окружают рыбацкие лодочки, пытаясь оттащить обратно к берегу. Ребекка резко переходила от удара к удару, так что в результате мы втроем ретировались и поехали к Джуд.
— «Мужчина Неспособный к Действию не захочет принимать вас у себя в доме», — читала вслух Джуд, пока Шеззер возилась с кассетой — фильм «Гордость и предубеждение», — пытаясь найти то место, где Колин Фёрт ныряет в озеро.
Ребекка резко переходила от удара к удару, так что в результате мы втроем ретировались и поехали к Джуд.
— «Мужчина Неспособный к Действию не захочет принимать вас у себя в доме», — читала вслух Джуд, пока Шеззер возилась с кассетой — фильм «Гордость и предубеждение», — пытаясь найти то место, где Колин Фёрт ныряет в озеро.
— «Ему нравится приходить в вашу башню как странствующему рыцарю, без всяких обязательств, а потом он возвращается к себе в замок. Ему может позвонить кто угодно, и он может позвонить кому хочет не сообщая об этом вам. Он попадает в свой дом — где он может быть самим собой и только для себя».
— Слишком верно, — пробурчала Шез. — О'кей, идите сюда, сейчас нырнёт.
Тут мы все затихли, любуясь, как промокший насквозь Колин Фёрт, в прозрачной белой рубашке, вылезает из озера. Ммм, ммм…
— Во всяком случае, — придумала я в свою защиту, — Марк не мужчина неспособный к действию. Он уже был женат.
— Что ж, это может означать, что он считает тебя женщиной на время, — вставила Джуд.
— Сволочь! — заплетающимся языком выругалась Шерон. — Ч-чёртовы сволочи! Уа-а, ау-у, вы только посмотрите на это!
Наконец я приползла домой, с надеждой бросилась к автоответчику — и остановилась в унынии: красная лампочка не горит, Марк не позвонил… О боже, уже 6.00, а мне надо ещё немного поспать.
8.30. Почему не позвонил? Почему? Хмм… я — уверенная в себе, способная, ответственная женщина, с чувством собственного достоинства. Моё самоуважение проистекает изнутри, а не… Подождите-ка, а может, телефон не работает?
8.32. Гудок вроде нормальный, но сейчас для проверки позвоню себе с мобильного. Если не работает — всё прекрасно.
8.35. Хмм… работает. Он ведь точно сказал вчера, что позвонит… Боже, телефон…
— О, привет, дорогая! Не разбудил?
Папа… Сразу почувствовала свою вину — ужасная, эгоистичная дочь, меня больше интересует собственный четырехнедельный роман, чем угроза тридцатилетнему браку родителей со стороны кенийских жиго-ло ростом выше пяти футов.
— Что случилось?
— Всё прекрасно! — Папа рассмеялся. — Сказал ей, что подслушал её разговор, и… оп-па-па — вот она сама.
— Честное слово, дорогая! — Мама выхватила трубку. — Не знаю, откуда у твоего папы возникают такие дурацкие мысли! Мы обсуждали кровати в номере!
Я улыбнулась — у нас с папой, ясное дело, мозгов не больше чем у дятла.
— В любом случае, — продолжала мама, — всё уже на мази. Улетаем восьмого февраля! Кения — вообрази! Кругом ниггеров как хвороста, и…
— Мама! — оборвала я её.
— Что, дорогая?
— Нельзя говорить «ниггеров как хвороста», это расизм.
— Мы не собираемся ни из кого делать хворост, глупышка. У нас с папой центральное отопление.
— Если ты допускаешь в свой словарь подобные выражения, это может испортить отношение к тебе и…
— Фрр! Иногда ты за деревьями не видишь леса. Ох, я тебе не говорила? Джули Эндерби снова беременна.
— Слушай, мне уже нужно идти, я…
Что такое происходит с мамами и телефонами, — как только вы говорите, что вам надо идти, они вспоминают девятнадцать совершенно неотложных вещей, которые должны сказать вам именно в данную минуту.
— Да это у неё уже третий, — укоризненно сообщила мама. — Да, и ещё мы с Юной решили, что будем плавать на досках.
— Кажется, это называется серфинг, но я…
— Доски, лыжи, серфинг — какая разница, дорогая! Мёрл и Пёрсиваль в этом мастера.
— Да, и ещё мы с Юной решили, что будем плавать на досках.
— Кажется, это называется серфинг, но я…
— Доски, лыжи, серфинг — какая разница, дорогая! Мёрл и Пёрсиваль в этом мастера. Ты знаешь его — он заведует ожоговым отделением в нортгемптонширской больнице. Ладно, и вот ещё что — вы с Марком приедете к нам на Пасху?
— Мам, мне надо идти, я опаздываю на работу! — взмолилась я.
В конце концов, потратив ещё десять минут на беспредметный разговор, я умудрилась избавиться от неё и с облегчением рухнула на подушку. Всё же меня немного беспокоит, что у мамы есть режим «онлайн», а у меня нет. У меня он был, но компания под названием «GBH» послала мне по ошибке 677 одинаковых бессмысленных сообщений, и с тех пор мне так и не удалось извлечь из этого режима хоть какую-то пользу.
* * *
30 января, четверг
131 фунт (тревога: кружевные трусики начали оставлять на теле следы); примеренных предметов сексуального белья — 17; приобретенных предметов невообразимо огромного, уродливого белья — 1; бой-френдов — 1 (но всё зависит исключительно от того, удастся ли скрыть от него жуткое новое бельё).
9.00. «Койнз-кафе», с чашечкой кофе. Ура, всё чудесно! Только что позвонил! Оказывается, звонил вчера вечером и не оставил сообщения — собирался перезвонить позже, но потом заснул. Немного подозрительно; однако пригласил меня завтра на юридическое собрание. А ещё Джайлс из его офиса сказал, я была очень мила по телефону.