— Смердит, как пасть гиены… Плыть еще два дня, господин, и девать его некуда.
— Некуда, — согласился я.
— Полагалось бы сунуть в амфору с медом или вином, но меда у нас нет, а вина мало и тратить его жалко. — Он призадумался, затем произнес: — Я видел, мой господин, как два шакала, чьих имен я не знаю, спорили над твоим бесчувственным телом. Скажи, что они хотели сделать с тобой?
— Отрубить голову и руку, а остальное бросить крокодилам, — пояснил я.
Скажи, что они хотели сделать с тобой?
— Отрубить голову и руку, а остальное бросить крокодилам, — пояснил я.
— Ну что ж… — Иуалат потянулся за секирой. — Что пожелаешь ближнему, то Амон пошлет тебе…
Дважды сверкнула бронза, черная кровь хлынула на палубу. Едва успели швырнуть труп за борт и окатить доски водой, как дозорный на мачте завопил:
— Джахи, семер, Джахи! Вижу судно с парусом! Прямо с восхода Ра плывет! Парус красный, борта — как воды Хапи, нос — как змей, свившийся кольцом!
— На весла! Все на весла! — рявкнул Осси.
Я сел к переднему веслу в паре с Иуалатом. Кормчий вытащил из-под кормового настила барабан и длинную колотушку, зажал правило у бедра, примерился и грохнул. Бах-бабах! — гулко раскатилось над водой, потом посыпались мерные удары: ба-бах, ба-бах! Люди, не выпуская весел, не снижая темпа, гребли, оживленно зашумели и стали оборачиваться с вытянутыми шеями. Теперь корабль на встречном курсе можно было разглядеть с гребных скамей. Крутобокий, большой, из бурых потемневших досок, с багряным квадратным парусом, он, в отличие от нашей низко сидящей галеры, был предназначен для морского плавания. Несомненно, финикийское судно — об этом говорили и цвет паруса, и очертания бортов, и украшение на носу. Да и кто, кроме финикийцев, мог плыть в этих водах на таком корабле?
В море и при хорошем ветре они бы от нас ушли, но только не на реке, при почти полном безветрии. Нашим преимуществом были легкость, десять пар весел и сильные опытные гребцы, коих подогревала мысль о финикийских богатствах. Впрочем, корабль не думал сворачивать и пускаться в бегство. Когда мы сошлись на сотню метров, над его бортом возник дородный бородатый муж в алой хламиде и, коверкая слова, сообщил на плохом египетском:
— Я Хирадж, купец из Библ! Вы быть люди Мендес или Танис? Мы плыть Саис, потом идти Танис, лизать пыль у пятки фараон и поднести дары!
— Скоро в задницу меня лизнешь, жабий помет, — осклабясь, буркнул Иуалат.
Я поднялся и полез на носовой настил, придерживая у пояса ножны с кинжалом и секиру. Сотник и двое воинов в полном вооружении последовали за мной.
— Унофра, носящий топор за светлым Урдманой из Мендеса! — Представившись, я грохнул кулаком по бронзовой пластине панциря. — Послан охранять тебя, Хирадж!
Расстояние между нами сократилось метров до пятидесяти. Десять человек остались на веслах, остальные, прикрываясь бортом, натягивали доспехи. Осси отставил барабан и правил прямо на финикийца. У ног его лежал свернутый кольцом канат.
— Охранять? Почему охранять? — удивился бородатый Хирадж. — Мой иметь охрану! Вот!
Рядом с ним появились четыре разбойного вида рожи — филистимляне, судя по форме шлемов и золотистым волосам.
— Война, — пояснил я. — Можешь не добраться до Саиса и Таниса, и фараонские пятки будут не облизаны. Прикажи спустить парус, Хирадж. Я поднимусь на борт со своими людьми.
Купец озабоченно дернул себя за бороду и что-то выкрикнул. Парус пошел вниз, течение развернуло корабль кормой к нам, галера скользнула вдоль его борта и остановилась, удерживаемая пятью парами весел. Осси метнул канат. Второй полетел со скамеек, где сидели гребцы.
Я прыгнул на палубу финикийца, Иуалат и двое воинов — за мной. Еще четверо, подтянув второй канат, лезли на корму — тоже в доспехах, с горящими в предвкушении грабежа глазами.
— Что везешь, достойный Хирадж? — спросил я, окинув корабль быстрым взглядом. Судно было вместительное, и кроме четырех охранников-филистимлян на нем имелось двадцать финикийских мореходов. Правда, безоружных, если не считать изогнутых ножей.
Купец охотно перечислил товары:
— Пурпурый ткань сорок мотков, мебель кедровый — ложа, сиденья и скамейки для ног, слитки серебра и бронзы, голубой персидский камень, украшений — браслет, ожерелье, наголовный обруч. Еще везти сирийский клинок и вино в амфор.
— Мебель нам ни к чему, а все остальное годится, — пробормотал Иуалат за моей спиной, потом спросил погромче:
— Вино везешь? Какое? Кислятину из Джахи?
Хирадж закатил глаза и оскорбленно тряхнул бородой:
— Нет, воин, нет, сладкий с Иси! Цвет алый, вкус медовый, а запах!.. Ах!.. — Он причмокнул языком. — Покарай меня Ваал, если врать!
На носу нас было четверо, столько же на корме, и гребцы, оставив весла, стояли оружные и в полной готовности. Два наших корабля, соединенные канатами, медленно дрейфовали по течению. Осмотрев охранников (они явно не выглядели людьми, способными положить жизнь в защиту финикийца), я произнес:
— Ваал уже простер над тобой карающую длань, Хирадж. Ты, несомненно, великий грешник, ибо послал он тебе не людей Урдманы, а их врагов. Раскрывай трюм, выгружай товары! Ткань, вино, слитки, оружие! Быстро, если не хочешь кормить рыб в водах Хапи!