— Это ма-а-ленькое заседание было чрезвчайн инте-е-ресным. Искренне блгдрю ко-о-лег за доставленное удо-о-вольств-е. Однако во-о-прос: в чем его польза для ксено-о-логии? Ксенолог-я, как изве-е-стно, изучает внеземные фо-о-рмы жизни, а также историю внезмн цивилизаций. В последнем слу-у-чае мы коллинеарны с ва-а-ми, но есть и разница — точно такая, как между двуногм чело-о-веком и декаподом с пла-а-неты Беликс. В силу чего мы не используем ПТ-пере-е-ход. Кто же ри-и-скнет вселиться в декапода? Или в обтателя Нейла? Или в маго-о-на — из тех, что создали Воронку?.. Те-е-перь повторяю во-о-прос: зачем мы здесь? Ка-ак укршение интерьера?
— Как специалисты-ксенологи, которые сообщат важную информацию своему Койну, — веско произнес Брейн. — Вы, вероятно, уже заметили, что наш метод позволяет исследовать прошлое, не посылая в него психоматрицу наблюдателя. Вы понимаете, что это значит?
— Понимаем, — сказал Саймон. — Возможность использования в ксенологии для изучения истории существующих и погибших рас.
— Но-о, — протяжно добавил Декстер, — мы понимаем и другое: для первичного отстрела лову-у-шек наблюдатель все-таки необходим. А это гро-о-бит всю прекрасную иде-е-ю.
— Верно, — произнес Брейн.
— Верно, — эхом откликнулся Принц. — Проблема с доставкой модуля в нужную эпоху существует, но мы над ней работаем. И хотим, чтобы вы это знали.
Совещание закончилось. Оставив Павла на попечение Саймона, я вышел вместе с Георгием. Мы спустились в кафе на сорок третьем ярусе, где готовили божественную пандру, напиток из системы Сириуса, который Георгий очень любил. Глотая ледяную жидкость, взрывавшуюся на языке острым кисло-сладким вкусом, я изложил коллеге свое пожелание насчет Инхапи. Георгий обещал проследить его судьбу. Довольно непростая работа, тоже связанная с кенгуровым поиском, только в данном случае скачки во времени должны составлять от трех-пяти до десяти лет. В прошлом век человеческий был так недолог!
Расспросив о внешности и происхождении интересующей меня персоны, Георгий помолчал, отпил глоток, затем, бросив взгляд в окно на монумент Первопроходцев, тихо произнес:
— Странное собрание, Ливиец. Очень странное!
— Тебя смущает этот проект супериоров?
— Нет. Пожалуй, нет. Предложение любопытное, так отчего бы не заняться этим исследованием? Тебе ведь их ловушки помогли собрать информацию, и я готов попробовать — скажем, с тем же Инхапи. Отстрелю в него модуль и без всяких прыжков туда-сюда смогу получить представление о всей его жизни… — Георгий задумчиво наморщил лоб.
— Нет, Ливиец, я о другом. Помнишь, что сказал Брейн о твоем приятеле? О всей этой весьма бестолковой дискуссии? Есть причины, по которым мнение именно этого оппонента является решающим… Почему? Он ведь не хотел нас обидеть, отметить, что весомость наших мнений равняется нулю… Нет, я в этом уверен! Он просто выделил Павла среди присутствующих. Выделил так, как будто он известная всей Галактике личность, чье одобрение или несогласие может повлиять на миллиарды… Да и к чему опрашивать так много народа? Вопрос-то частный, касается супериоров и нас! Ну, может быть, еще ксенологов и чистильщиков.
Склонившись к Георгию, я зашептал ему на ухо, потом вообще перешел на мысленную речь. Я говорил о Павле, говорил лишь то, что один человек может рассказать другому — не о личных его делах, не о заметной тоске по прошлому, не об истории с Джемией, а о фактах. О силовом экране, которым он накрыл Доминика и Принца, о нашем странствии, когда мы разделяли одно тело, о зачарованном львином прайде и о своем подозрении, что Павел — личность, отщепленная от Носферата. Слушая эту историю, Георгий то хмурился, то удивленно качал головой, что было мне понятно. Никогда еще души, ушедшие к Галактическим Странникам, не возвращались назад, а если и возвращались, то хранили это в тайне. О Носфератах мы знали многое: знали, что это коллективный разум, высшая ступень эволюции, новый уровень бытия; знали, что они — хранители памяти Метагалактики, творцы и организующее начало инфонетного пространства; знали, что они неизменно благожелательны к любым формам разума и жизни; наконец, знали главное — что Носфераты бессмертны, и что всем нам, как и другим разумным, вступившим с ними в симбиоз, они дадут прибежище после физической смерти. Но знание без ощущений и чувств наполовину бесполезно, а кто мог поведать об этих чувствах и ощущениях? Кто мог сказать, что был частицей Носферата и вернулся?..
Мы расстались с Георгием, и в этот день я больше не работал. Не мог трудиться над своими отчетами, ибо беседа с коллегой взволновала меня самого. Мысли кружились в голове вспугнутыми птицами, но думал я не о рассказанном Георгию, а о том, чего не рассказал — о жене и сыне Павла, оставшихся в двадцатом веке, о загадочной возлюбленной, что поджидала его в Воронке, в тысячах светолет от Земли, и о способе, которым он перебрался через хребты времени, лежавшие между нашей реальностью и далеким, таким далеким прошлым.
Кто помогает мужчине совладать с волнением? Кто успокоит его мятущиеся мысли? К кому он идет, чтобы поведать о том, о чем нельзя рассказать никому? К женщине, к своей женщине…