Я опустился на кочку, услужливо раскрывшуюся креслом, и замер. Небывалый покой, сладкая истома, что заменяет сон, вдруг охватили меня. Я был уверен, что пребываю в месте, где надлежит мне быть, и занимаюсь тем, чем должен заниматься — впитываю ароматы, звуки, краски, насыщаюсь ими точно преодолевший пустыню путник, нашедший три заветные пальмы у источника с водой. Видимо, такая релаксация была мне нужна — после жуткой сцены, показанной Егором, и беседы с Гинахом. Я чувствовал, как становлюсь самим собой; сглаживались рубцы, рассасывались шрамы, таяли, как воск в огне, мозоли, меняла фактуру и цвет рыжая поросль на голове. Все это шло будто помимо моей воли; таинство, за которым я следил, подстегивало иммунную защиту, возвращая прежний облик. Шаг за шагом, от Гибли-ливийца к Ливийцу Андрею…
Мелодия оборвалась на резкой звенящей ноте, танец завершился.
Шаг за шагом, от Гибли-ливийца к Ливийцу Андрею…
Мелодия оборвалась на резкой звенящей ноте, танец завершился. Ладошки Тави коснулись моих плеч, запах ее разгоряченного тела защекотал мои ноздри, и мир вокруг обрел черты реальности. Серебряные гиму, синие олонги, небо с огромным ярким светилом, холмистая равнина и пестрые мозаичные дорожки, что протянулись от холма к холму, от бьона к бьону, — все это вдруг отпустило меня, позволив вернуться из зачарованного царства снов. Все, кроме моей возлюбленной — она держала меня крепко.
— Ты выглядишь лучше… да, гораздо лучше… — Пальцы Тави гладили почти исчезнувший рубец. Она повернулась к девчонкам, что с любопытством глазели на меня. — Это Андрей, Андрей Ливиец, мой друг. Я вам о нем говорила… А это Лена и Лусия.
Лена — кареглазая, смуглая, с капельками испарины на лбу; Лусия — та, что с распущенными волосами… Тави подтолкнула их ко мне. От лица ее струился мягкий свет, и мне припомнилось: так Витольд смотрел на Зоэ, свою дочку.
— Говорила, правда, — голосок у Лусии был тонким, но твердым. — Но почему Ливиец? — Она уставилась на меня серыми блестящими глазами. — Ливийцы — это такой народ, что кочевал в Сахаре и дрался с египтянами. Еще они охотились на львов и страусов, а еще…
— Андрей психоисторик, и если хочешь, расскажет тебе и Лене о ливийцах. — Оставив меня, Октавия шагнула к девочкам и вытянула руки, формируя сенсорный щуп. — Так, у Лус все хорошо… Лена, ты слишком напрягаешься и потому устала. Наши упражнения не требуют больших усилий. Помни, танцует не тело, танцует душа. Она, в отличие от тела, неутомима… Сядь и постарайся расслабиться.
Кареглазка опустилась рядом со мной, прижалась к моему колену. Я вытер ей лоб краем мантии.
— Вы… ты…
— Ты, — подсказал я.
— Ты путешествуешь в прошлое?
— Да.
— О! — Рот у Лены округлился. — Селина говорила… — Что говорила Селина, узнать мне не удалось — она перебила саму себя: — Прежде я хотела стать модератором, потом констеблем или вояжером… Но погружаться в прошлое гораздо интереснее, ведь так? Очень романтично… Быть рядом с великим поэтом, Гомером или Пушкиным… встретить гениального художника… или сделаться царем или царицей, древним воином и даже… — Рот ее захлопнулся.
— Жизнь длинна, и ты успеешь побывать во многих Койнах, — сказала Тави.
Ресницы Лены взметнулись и застыли.
— Но она все равно кончается…
— Нет, не кончается! — возразила Лусия. — Мы просто уходим… уходим к Носфератам… Ведь так, Андрей?
Приподняв брови, она требовательно глядела на меня, но я молчал, зная, что говорить с детьми о Галактических Странниках не принято. Детская психика — слишком хрупкий пьедестал для возведения монумента бесконечности.
«Отвлеки их. Расскажи что-нибудь интересное», — подсказала Тави.
Я откашлялся:
— Хотите узнать, как ливийцы охотились на страусов?
Девочки переглянулись, и Лена вежливо, совсем по-взрослому произнесла:
— Как-нибудь в другой раз, Андрей. Ты ведь еще придешь к нам? — Она бросила лукавый взгляд на Тави, ее губы дрогнули в улыбке, потом личико сделалось серьезным.
— Если бы я путешествовала в прошлое, я бы… я бы… Наверное, я бы не стала ни воином, ни царицей, даже в стране амазонок. Лучше отправиться в подземный город, где все такое маленькое! Нас водили в один из этих городов. Там дома-колонны от пола до потолка, и в каждом триста ярусов, но если подпрыгнуть, можно достать до свода. И в этих крохотных домах жили люди-крошки… Почему? Разве им было тесно на Земле?
— Тесно, — сказал я. Она спрашивала о Большой Ошибке или Эре Унижения, странном периоде истории, последовавшем за Эпохой Взлета. Невероятные времена! Кстати, служившие доказательством того, что всякую фантазию можно материализовать и овеществить. Вот только стоит ли?
Лена тревожно шевельнулась, и окружавшие бьон деревья-биоморфы отозвались целой симфонией успокоительных ароматов.
— Но нас теперь так много… сотни миллиардов, да? — Лусия кивнула в знак согласия и насупила брови — видно, припоминала более точную цифру. — Нас очень много, — продолжила Лена, — но всем хватает места. Мир такой огромный!
— Мир, девочка, мир, но не Земля. Теперь мы обитаем не на одной-единственной планете, а в Галактике, где хватает сырья и энергии для чего угодно — для переделки планет, строительства космических сооружений и для наших синтезаторов. Но в прошлом, в двадцать первом веке, не было ни синтезаторов, ни Туманных Окон, ни энергетических щитов. Сырье, руды, нефть и газ, извлекали из земных недр, а на земной поверхности, там, где не было гор, пустынь и льдов, разводили животных на убой да всякие плоды и злаки. Еще там стояли заводы, атомные и тепловые станции, гигантские города, и в результате воды, воздух и земля были загажены отходами, а кое-где — отравлены ядом и радиацией. Человек еще по-настоящему не вышел в космос, не овладел ресурсами Солнечной системы, а на Земле уже близилась катастрофа. Экологический кризис, пандемии страшных болезней, нехватка пищи и энергоносителей, войны и невозможность контроля за смертоносным оружием — каждое из этих бедствий и все они вместе могли уничтожить людей, и ничего бы от нас не осталось. Не больше, чем находят на Мертвых Мирах… Вы ведь знаете их названия?