— Время, — раздался над ухом тонкий комариный писк. — Время, магистр! Вы просили отыскать вас в полдень по среднеевропейскому.
Сенеб, мой неусыпный хранитель бьона… Сделав мысленное усилие, я вынырнул из Зазеркалья, мира грез, и очутился на камне, источающем солнечный жар. Прямо — ступени лестницы и блестящие оксинитовые стены галереи, слева, на серой с прожилками кварца скале — стадо жирафов, к которым подкрадывается леопард, справа, на красноватом утесе — два быка с рогами, подобными полумесяцу… Войти в дом, выпить чаю, переодеться — на все примерно полчаса. Затем — к Туманному Окну, и в путь, на нашу базу под Петербургом.
Затем — к Туманному Окну, и в путь, на нашу базу под Петербургом.
Совещания старших магистров проводятся в Лоджии Джослина. Это обширный зал с плавно изгибающимися стенами, без окон, но со множеством порталов в нишах и мощными ви-проекторами, которые могут воспроизвести хоть бронтозавра в натуральную величину. С этой целью середина помещения свободна, а кресла с панелями связи с Инфонетом расставлены в виде широкого полукольца. Кресла здесь все одинаково функциональные, без художественных излишеств, как в Марсианском Кабинете. Единственное украшение зала — большой портрет Джослина трехтысячелетней давности, висящий на западной стене. Давид всегда садится под ним. Он и сейчас сидел в этом центральном кресле, а мы, четырнадцать экспертов, считая с Павлом и двумя ксенологами, расположились к северу, оставив юг гостям. Их еще не было, и я успел пожать коллегам руки и переброситься парой слов с Декстером, которого давно не видел. Затем я опустился в кресло между Егором и Саймоном. Оба моих друга выглядели, как говорилось у египтян, будто цветущие пальмы в месяц фармути*. Егор, казалось, выбросил из головы позор и муки своего последнего странствия, по виду же Саймона не было заметно, что он огорчен неудачей у Джемии. Впрочем, он легкий человек в том, что касается женщин; Джемия уже была двухнедельным прошлым, а сейчас он ворковал с изящной темноволосой Мэй.
Павел, явившийся на сей раз лично, а не в виде проекции, наоборот, выглядел озабоченным. Его седоватые волосы стояли торчком, морщины стали резче, и я заметил мешки под глазами, будто он не спал дней десять подряд. Он резко выделялся среди нашей группы — не только потому, что ростом был ниже всех, но этой своей сединой, и лысоватостью, и нездоровым цветом кожи, и тем, как сутулил плечи. Глядя на него и на своих коллег и друзей, давно мне знакомых, я с внезапной остротой ощутил, что Павел среди нас чужак. Он был как неуклюжая дворняжка, затесавшаяся в компанию гладких породистых псов; намного более чуждый, чем кельзанг Егор, Аль-Хани с Альгейстена или Тенгиз, уроженец Телирии.
Портал в глубине ниши замигал, озарился огнями, и в его широком проеме возникли супериоры. Принц, Доминик и еще шестеро, один из которых, темнокожий мужчина, отличался ростом, шириною плеч и гордой осанкой. На висках у них поблескивали обручи, что можно было расценить как недоверие к присутствующим; но, возможно, у супериоров в обычае скрывать свои эмоции и мысли. К тому же они, в конце концов, не набивались нам в друзья, а пришли по делу.
Принц представил своих спутников. Все они, кроме темнокожего, которого звали Брейном, были специалистами по резонансной нейрофизике, ментальным инструментам и ПТ-переходу. Что же до темнокожего, то он оказался их координатором. Внешностью он походил на древнего нубийца — шапка темных курчавых волос, полные, слегка выпяченные губы, черные глаза, смотревшие пронзительно, с прищуром — так, как смотрит охотник, выслеживающий дичь. Он был выше рослого Саймона — может быть, уступал Егору три-четыре сантиметра.
Супериоры расселись к югу от Давида. Наш координатор щелкнул пальцами, включая запись, и произнес традиционные слова:
— Почтим память наших основателей Жильбера, Ву, Аль-Джа, Ольгерда и Джослина, да будут они благополучны среди Носфератов! — Гулкий медный аккорд, секундная тишина и снова удар колокола, а за ним — голос Давида: — Начнем, магистры. Сегодняшняя тема: дискуссия по некоторым частным результатам последней экспедиции коллеги Андрея. Применение ловушки Григса-Принца в полевых условиях. — Он выждал секунду и спросил: — Кто желает говорить?
Поднялся Принц:
— Я не назвал бы эти результаты частными. Боюсь показаться категоричным, но полагаю, что главный смысл погружения вашего коллеги заключался именно в испытаниях нового модуля.
Разве не так?
— Не так, — сухо заметил Гинах, но Принц удостоил его лишь небрежным взглядом. Щеки Гинаха начали багроветь, и Давид с дипломатичной улыбкой поспешил заметить:
— Для супериоров важна проверка их изобретения, для историков — данные о быте, миграциях и судьбах западных ливийских кланов. Стоит ли спорить по этому поводу?
— Не стоит, — поддержал его Витольд. — Давайте перейдем к существу.
Принц бросил взгляд на темнокожего Брейна. Кивнув, тот, словно опытный дирижер, показал глазами на Доминика. Спор в самом деле был бы бессмысленным; согласно парадоксу Ольгерда, свершившееся — свершилось, и полярные мнения о цели моей экспедиции ничего изменить не могли.