Они глядели на меня в четыре глаза, пара карих, пара серых. Их первая мутация еще не миновала, но они хотели знать о том, о чем мечтают все девчонки. Загадка женского очарования… секрет, дарующий любовь… тайна, что привлекает мужчин…
— Думаю, вы бываете на Тоуэке не реже меня и у вас есть тут подружки, — заметил я. — Спросите у них.
— Ну-у, — протянула Лена, — они наговорят… Они такого наболтают…
Внезапно мои маленькие собеседницы заговорили наперегонки, перебивая друг дружку:
— Правда, что тоуэки могут изменять свой облик?
— Правда, что они привораживают мужчин?
— Правда, что они не делают ошибок в выборе? Что друг у них один на тысячу лет?
— Даже не на тысячу, а на всю жизнь?
— И они никогда не сердятся, верно? Они всегда такие ласковые, такие нежные…
Лусия сделала огромные глаза:
— Правда, что лучше их нет? И если у мужчины возлюбленная-тоуэка, то он… он не захочет потом ни с одной девушкой… — Щеки ее заалели. — Ну, ты понимаешь… Не захочет или даже не сможет… Правда?
Правды во всем этом было ровно половина, но какая именно, я решил умолчать. Тайны нельзя раскрывать с поспешностью, а наиболее интимные из них лучше постигнуть на собственном опыте. И потому я сказал:
— Через несколько лет, через каких-то три-четыре года, вы расцветете и станете прекрасными, как феи-тоуэки, и все узнаете сами. А я… что я могу вам сказать? Что для меня нет лучше Тави? Это так, но я пристрастен. Причина вам ясна?
— Ты ее любишь, — сказала Лусия, качая русой головкой.
— Любишь, — эхом откликнулась Лена.
Нас позвали в беседку, к столу с фруктами, печеньем и молоком, а после девочки убежали по выложенной мозаикой дорожке, споря на ходу, куда они отправятся: к местному художнику Йоди-до на урок рисования или на Альгейстен, к математику Аль-Пиру.
Я сидел, жевал какой-то фрукт, похожий на большую, с кулак, сливу, глядел на Тави и впитывал очарование Тоуэка. Этот мир в Облаке Ниагинги, по другую сторону галактической спирали, нашли шесть тысяч лет тому назад. Его обнаружил Гэсер, капитан Вояжеров, осмотрел с орбиты и, восхитившись, назвал Нежданным Браслетом. Нежданным, ибо он не надеялся когда-либо увидеть столь прекрасную планету, ну а Браслет был связан с географией: материк Тоуэка обнимает его по экватору и в самом деле похож на пестрый браслет в бирюзовой голубизне океана. Откуда пришло название «Тоуэк», неясно; есть легенда, что это имя первого мужчины, познавшего тот необычный дар любви, которым планета одарила женщин.
Откуда пришло название «Тоуэк», неясно; есть легенда, что это имя первого мужчины, познавшего тот необычный дар любви, которым планета одарила женщин.
Могущественный дар! Наверное, поэтому я стал забывать Небем-васт, как забыл других своих женщин из мниможизни, ливиек, кушиток и египтянок, как забыл Кору и первых своих девушек, Элину и Гюльнару. Не то чтобы совсем забыл, но спрятал далеко в тайные ларцы памяти, куда не проникнешь без ключика-поводыря… Недаром же Тави, как и сам я, начала изменяться, расставаясь с отзвуками ментального эха; кожа ее уже не казалась такой смуглой, личико округлилось, глаза отливали прежней зеленью. Причина происходящих с Тави изменений была ей, разумеется, ясна, но об этом она не промолвила ни слова. Ее торжество читалось лишь в легком наклоне головы, блеске глаз и едва заметном изгибе губ. Все тоуэки таковы — не спорят, не упрекают, не ревнуют, но любят так, что покинуть их нельзя. Трудно сказать, с чем это связано — быть может, правда, что они не делают ошибок в выборе?
Тави села ко мне на колени. Беседка из ветвей гиму, казалось бы прочно стоявшая на земле, вдруг приподнялась и начала бесшумно и мягко раскачиваться, словно плот среди невысоких, набегающих на берег волн. Вверх-вниз, вверх-вниз, и снова вверх и вниз… Соразмеряя речь с этими плавными колебаниями, я стал рассказывать Тави о Саймоне, явившемся из бездн Воронки, о проводах Риты и тоске Егора, о рыжеволосом Принце из Койна Супериоров и странном беспокойстве Гинаха. Она слушала так, как умела слушать лишь она одна — не перебивая, не прижимаясь ко мне слишком тесно, заглядывая искоса в лицо.
Золотой цветок на стройном стебле, запах распустившегося шиповника, шелест листвы под ласковым ветром… Ее ментальный фон не изменился, когда я сказал, что снова отправляюсь в прошлое — видимо, после карнавала в Пятиградье. Была ли она огорчена? Во всяком случае, не в этот момент, когда мы были вместе; наше счастье она умела отделять от своих огорчений. Она прикоснулась щекой к моей щеке и сказала, что Егор должен быть с нами на Меркурии — что развеет грусть-тоску лучше арнатов и красивых девушек? Наверное, она была права.
Длинный день Тоуэка клонился к вечеру, сизые тени протянулись от холмов, на мозаичных дорожках тут и там возникали фигурки, парочки и целые компании, спешившие к озеру и амфитеатру. Обнимая Тави, я думал о том, что, пожалуй, зря пообещал Гинаху тронуться в путь через десять дней. Мне так не хотелось расставаться с моей феей! Но формула счастья сложна, и составляющие любви, духовных и телесных радостей уравновешены в ней другим, но столь же важным компонентом. Мы получаем удовольствие от работы, особенно если умеем делать ее с мастерством и чувствуем, что она кому-то необходима. Работа сама вознаграждает нас, даруя жизни смысл; она частица нашего предназначения, такая же, как отданная женщине любовь, продление себя в потомстве или уход к Носфератам.