Хорошо сидеть на этом балконе, пить чай с булочками и закусывать нарезанной тонкими ломтями дыней. Воспоминания о бегстве и последней битве отодвигаются вдаль, туда же, где спрятаны годы мниможизни; края реальности опять соединяются так плотно, что трещин не найдешь. Я снова полностью в настоящем; думаю о Тави и Тошке, о своем уютном бьоне и, разумеется, о работе. Давид ни о чем меня не расспрашивал, и это тоже традиция — не будить отзвуков мнемонического эха. Я представлю отчет… потом, потом…
Здесь малолюдно. Кроме меня, двое парней за дальним столиком и женщина в платье из шелка астабских пчел-жемчужниц. Она сидит поближе и улыбается мне. Полузнакомое лицо, но я не помню ее имени. Ментальный облик — созвездие Кассиопеи на угольно-черном небе, теплое дыхание ночного ветра и запах орхидей.
— Вернулись из погружения, Ливиец? — Голос у нее низкий и мелодичный, лицо моложавое, но по глазам я понимаю, что ей немало лет.
— Вернулись из погружения, Ливиец? — Голос у нее низкий и мелодичный, лицо моложавое, но по глазам я понимаю, что ей немало лет.
— Да. Простите?..
Женщина смеется.
— Мы не представлены друг другу. Виделись на одной из конференций, лет шестьдесят назад. Я Анна с Австралийской базы. Психоисторик, как и вы.
С Австралийской базы… Значит, исследует Эру Унижения…
Видимо, Анна уловила эту мысль.
— Я занимаюсь не Большой Ошибкой, а последующим периодом. Тем, что случилось после выхода на Поверхность. — Она смотрит вниз, на маленькую каменную руку в километровой бездне. — Временами прихожу сюда, чтобы взглянуть на памятник людям, которых знала живыми… Правда, не всех. Крита, Хингана, Мадейру… — Перечисляя, она загибает тонкие изящные пальцы.
— Дамаск, кажется, погиб? — спросил я.
— Погиб в самой первой экспедиции. Дакар и Эри исчезли. Я пытаюсь разобраться, как это случилось, но пока безрезультатно. — Анна на миг сосредотачивается, и оптика окна, повинуясь мысленной команде, приближает памятник к нам. Мощные фигуры, суровые лица…
— Похожи?
Анна покачала головой:
— Не очень. Слишком много героического… символы, а не люди… Крит и в самом деле был героем, а вот Хинган — старым грубияном. Дакара я не видела, но если верить описаниям, он настоящий красавец: темные глаза, нос с благородной горбинкой, высокий лоб, густые волосы… — Она всматривается в каменное лицо и говорит: — Нет, не похож! Слишком мало интеллекта. Он ведь был писателем, художником…
— А Эри?
— О ней вообще ничего не известно, кроме того, что она принадлежала к сословию Охотников, была возлюбленной Дакара и исчезла вместе с ним.
— Загадочная история, — молвил я, поднимаясь. — Рад был познакомиться с вами, Анна. Как-нибудь навестите меня? Код моего портала…
— Не утруждайтесь, найду в Инфонете. До встречи, Ливиец!
— До встречи.
Я вышел в кольцевой коридор с Туманными Окнами и перебрался в свой дом. Нетерпение сжигало меня — я жаждал увидеть Тошку и Тави. Но заглянуть домой было не лишним, так как Сенеб без меня скучал. Конструкты отличны от нас, ибо воспринимают мир иначе, чем люди, в гораздо большем диапазоне электромагнитной шкалы; кроме того, в их власти огромное число эффекторов и датчиков, замена наших глаз и рук, органов речи, слуха и всего остального. Они напрямую связаны с Инфонетом, и наша мниможизнь в пространстве Зазеркалья для них реальность. Но хотя искусственный разум не похож на наш, есть и кардинальное сходство: и мы, и они нуждаемся в общении. Причем не только с подобными себе — не стоит забывать о братьях наших меньших и радости, которую они нам дарят. Подобно нам, конструкты тянутся к живому… Может быть, это инстинкт любого существа, живущего в симбиозе с человеком? Может быть… Я вспомнил кота Гинаха и улыбнулся.
— С возвращением, магистр, — приветствовал меня Сенеб. Голос его был слаще финика. — Удачным ли оказалось ваше погружение?
— Вполне. — Я направился к Окну, ведущему в бьон Октавии. — Скоро мы будем готовить отчет, и ты узнаешь все подробности.
— Благодарю, магистр. Ваш вид подсказывает, что на этот раз вас не терзали ни львы, ни крокодилы, — с удовлетворением отметил Сенеб.
Ваш вид подсказывает, что на этот раз вас не терзали ни львы, ни крокодилы, — с удовлетворением отметил Сенеб. — Кроме шрама на виске, других повреждений не заметно. И вы, кажется, полны нетерпения… — Он вдруг заговорил голосом Октавии. — Вы похожи сейчас на плодоносную пальму, ждущую прохладных струй воды. К ним, безусловно, нельзя причислить сообщения, которые скопились за двадцать четыре последних дня. Под струями воды в данном случае подразумевается…
— Говорящий лишнее будет зашит в мешок со змеями и брошен в пустыне, — прервал я его. — Есть ли в этих сообщениях что-то срочное?
— Текущая информация по Евразийской базе, список конференций на будущий год, пожелания успехов от коллег, ушедших в погружение, и несколько новых работ и записей, касающихся Северной Африки, — доложил Сенеб деловитым тоном. — Еще записка от вашего друга Саймона. Просит присмотреть за Павлом.
Я застыл на пороге Туманного Окна.
— А что же Павел? Он связывался с тобой?
— Нет, магистр. Соединить вас с ним?