— Это мнение?… — Леон почувствовал, как напрягся его шеф.
— Ну можете считать, что мнение коллективное.
Коровин сник и некоторое время смотрел прямо перед собой. Григорян молчал, ожидая, что тот скажет, но, не дождавшись, дернул кудлатой головой:
— Безусловно, представленные вами материалы вызвали немало эмоций у всех, кто успел с ними ознакомиться, но пока, увы, они нам не помогут. Кстати, вы не могли бы рассказать мне, каким образом вся эта роскошь попала вам в руки?
— Путем довольно экзотическим, — поморщился Коровин. — И должен заметить, что люди, доставившие их, рисковали жизнью.
— Понимаю вас, — примирительно кивнул Григорян. — У вас в разведке своя этика. Что ж, настаивать я не могу… но, видите ли, дорогой вы наш Валентин Андреич, при всем моем — и не только моем, разумеется, — глубочайшем уважении к подвигу ваших людей, использовать все это пока не представляется возможным. Видите ли, это все пока только зацепки. Скажем так, чтобы было понятно, — это уровень, достаточный для мелкого политического шантажа. А на шантаж, мой генерал, времени у нас уже нет. Нужно срывать выполнение уже принятых решений, потому что стоит маховику раскрутиться, остановить его мы уже не сможем. К тому же не забывайте, от нас кое-чего ждут в Пекине. Но пока — пока мы безоружны.
— Макрицкий, — дернул головой Коровин, и Леон поспешно протянул ему уже раскрытый чемоданчик.
Генерал произвел некие невидимые для посторонних манипуляции на клавиатуре и повернул инфорбокс к Григоряну.
— Даже это?
— Это да, — согласился тот, прищурясь. — Это очень много. Вот это позволяет прямо сейчас начинать подготовку общественного мнения, и виза министра по этому вопросу лежит у меня в кармане, не сомневайтесь. Мы привлечем лучшие силы — устроим широкое обсуждение проблемы на всех медиа-уровнях. Это даст нам многое… но поймите же, Валентин Андреич — то, что вам казалось этаким вот тараном, применено быть не может!
— Почему? — не выдержал вдруг Коровин. — Этого — мало?
— Это нельзя выносить на свет божий.
Генерал Коровин закрыл глаза.
— Будем торговаться? — спросил он с безнадежностью в голосе.
— Да мы бы рады, — развел руками Григорян, — да только поздно. Валентин Андреич, дорогой, ну вы же знаете, что нам сейчас нужно… Скандал нужен. Никак нам без скандала. Ну есть же у вас люди, ну не может их не быть!
— Да не у меня! — почти выкрикнул Коровин. — Не у меня! А те, у кого они есть, предлагают сделку, а какая может быть сделка, если я не нахожусь меж двух огней: обе стороны требуют гарантий, которые могут быть выданы исключительно третьей… а что говорит Кремль, не мне вам рассказывать!
— Хорошо, — Григорян, похоже, пришел к какому-то решению.
— Я сам поеду к Зараеву. Я сам поговорю с ним и объясню все на пальцах. Вы — санкционируете?
— Это шантаж, Владимир Рубенович! — застонал Коровин. — Плевать мне на должность, на погоны эти чертовы, но ведь ответственность… Если б я отвечал только за себя — так хрен со мной, дураком старым. А другие?
«Зараев? — успел подумать Леон. — Ах черт, ну конечно, половина российской металлургии и кто-его-знает какая именно доля в энергетике. И — недавний, кажись, проект вместе с «Рур-Атом АГ», вдруг сорвавшийся без объяснения причин. Искать причины? Да все почти ясно, а детали не имеют значения. И что, такая шишка, как Рустам Ахмедович, изволит в чем-то сомневаться?.. да-а, задергаешься.»
— Я могу позволить себе еще неделю, — жестко проговорил Григорян. — Потом вам придется верить в честное слово славного русского купечества. Поверите, Валентин Андреич?
— Поверю, — прошипел Коровин. — Раз ничего другого не останется, придется поверить.
— Хорошо, — Григорян встал и протянул поднявшемуся следом Коровину руку: — Я хочу, чтобы вы поняли: мы все сейчас находимся в совершенно одинаковой ситуации. Я не имею желания сравнивать меры ответственности, и… поймите еще вот что — я всегда с вами. Просто бывает так, что обстоятельства оказываются сильнее наших страхов. Нет?
— Да при чем же тут страхи, — махнул рукой Коровин, и хотел добавить что-то еще, но медиа-магнат уже потянулся к двери.
Троянов незаметно провел рукой по своей официальной папочке, выключая запись.
* * *
Леон вывел свой «Дон» с линии автоматической мойки, остановился возле щитка оплаты, мазнул по хромированному язычку кредиткой и, дождавшись, когда перед ним поднимется полосатый черно-желтый шлагбаум, вернул ногу на педаль газа. Впереди ждал вечер пятницы, а он так еще и не решил, что делать — слетать, как вчера думалось, в Киев, или все-таки остаться в Москве, подальше от шумного семейства. Он давно привык к одиноким вечерам, немного болезненно относясь к любым вторжениям в это свое одиночество. Дома же наверняка соберутся все поколения, да плюс сестрица с муженьком, придется опять отвечать на кучу идиотских вопросов. Тряхнув головой, Леон остановился возле «Тип-топа», где его уже хорошо знали, зашел в зал, улыбнулся официантке Людочке, забрал с кухни половину жареной индейки, два салата и литровую бутылку «Кадарки», и вернулся в машину. Киев подождет до первого снега.
— А вас ждут, — сообщил ему молодой паренек, дежуривший в подземном паркинге его кондоминиума.