— Да? — немного напрягся Леон, не совсем понимая, к чему идет речь.
— Ну вот его опять видели в Москве. И опять он не пересекал никаких границ. Вы понимаете, как такое может быть? Он что же, не выезжал? Хорошо, я допускаю, что он мог проехать через Украину, какая там граница, так, фикция, никакого контроля, но к вам-то он как попал? У нас нашлись начальственные дебилы, решившие, что фоторобот нашей агентессы не слишком соответствует оригиналу, однако во второй раз она сделала запись. И знаете, я даже не стал ее никому показывать.
— Вы что, пошли на должностное преступление?
— Видите ли, — Артюхин наклонился к Леону и решительно протянул руку за бутылкой, — я почему-то решил, что эта загадочная физиономия проходит по вашему ведомству.
— Кто еще об этом знает? — медленно спросил Макрицкий, глядя, как фээсбэшник уверенно наполняет рюмки.
— Не волнуйтесь, пока никто.
— Николай, если я и волнуюсь, то только потому, что вас могло занести в очень нехорошие дебри. Я почти уверен, что те люди, которые общаются с ним здесь, не имеют понятия о том, с кем имеют дело. И слава богу! Вы хоть не пытались его ловить?
— Вы мне не поверите, пан Леонид, но последние пятьдесят лет у нас настолько плохо с оперативно-поисковой службой, что для того, чтобы установить, «ходят» за вами или нет, мне пришлось просить о помощи частных, скажем так, лиц. Так что ловить кого-либо для нас не так-то и просто.
— Вот и хорошо, что так. И забудьте о нем, а запись по возможности похерьте. Этот тип проходит даже не по нашему, а не знаю по какому ведомству — скажу только, что я не хотел бы, чтобы мне поручили заниматься его разработкой.
— Да что он, посланник сатаны, в самом-то деле? Говорят, обаятельный дядька…
Леон вспомнил бесшумное появление Трубникова в номере римского отеля и неторопливую беседу под коньяк. Что ж, в обаянии синьору Кастольди и впрямь не откажешь.
Только пахнет его обаяние как-то странновато. Смертью, что ли?
— Давно его тут видели? — спросил он.
— В понедельник.
Леон задумчиво повертел в пальцах ножку рюмки и потянулся за сигаретами.
— Николай, почему вас отстранили от сотрудничества с нашей службой?
— Ну, это просто, — усмехнулся Артюхин. — Хотя вы, пожалуй, можете и не знать. Сверху прошла команда не тратить силы на мифических террористов, благо у нас и так людей не хватает.
— Эта команда прошла после каких-то ваших докладов по теме?
— Да нет, они сами догадались.
— Догадались… Николай, а вы тоже догадались, что взрыв в Севилье устроили французские спецслужбы?
Артюхин прикрыл глаза.
— Это стало понятно… чуть позже. Но с доказательной базой они почистились очень качественно, можете не сомневаться. Ни обвиняемых, ни даже свидетелей мы никогда не получим.
— Мы?
— Евросоюз, если хотите. Какая разница? Нет, там все было сделано чисто. После Лобова они зачищались так старательно, что устроили переполох внутри собственной структуры — какие-то оперативники устранили, очевидно, главного связника, не предупредив об этом «смотрящих». В итоге все очень веселились.
— Вы имеете в виду Катану?
— Ну конечно. Акробаты, однако! Вытащили парня через окошко собственного кабинета, да еще так, что никто ничего не увидел. Собственно, иначе никак не получалось — этот тип отличался редкостной предусмотрительностью и даже на горшок ходил с кучей охранников. Честно говоря, Леонид, после Лобова я эту публику возненавидел. Что б мы ни делали, кроме соболезнований, не получим ничего. Ни-че-го! Бахнули русского депутата, и хорошо. Хоть убейся — несчастный случай, и точка. А все фигуранты покойники. А у нас, я это точно знаю — многие и рады.
— Вы сами становитесь радикалом, — вздохнул Леон, подливая гостю коньяку.
— А знаете, я от этого недалек, — согласился тот. — Просто когда мне нагло, в лицо, врут, да еще приказывают в это вранье верить, ни о какой присяге думать уже не хочется. Если я расскажу вам, что сейчас происходит в Кремле, вы будете смеяться… Они там просчитывают возможную реакцию китайцев на тот случай, если Роскосмос заявит о присоединении к независимым европейским программам. Да только не заявит там никто! Будут сидеть и ждать куда повернется — как будто нас вообще ничего не волнует. Власти ждут, что скажут промышленники, а те, в свою очередь, ждут хоть какой-то декларации Кремля. В итоге — случись сейчас то, о чем говорить не принято, но мы с вами хорошо знаем, что именно — начнется экономическая война, убытки понесут все скопом, но, понимая все это, ни одна из сторон не хочет делать первый шаг. Черт! Давайте выпьем, пан майор — и уж поверьте, что я действительно пришел к вам без особых задних мыслей. Не хотите говорить про этого старикана, и не надо, дело ваше. Будьмо!
— Спасибо за откровенность, — кивнул Макрицкий, поднимая свой коньяк. — И раз уж так пошло, я скажу вам кое-что… Видите ли, этот самый старикашка — фактор, значительно усложняющий ту ситуацию, о которой мы с вами только что говорили.
Артюхин проглотил свою порцию и, прищурясь, подцепил вилкой кусочек индейки. Брови его сдвинулись к переносице.
— Третья сила, — утвердительно произнес он.
— Хорошо, спасибо и на этом. И вы не знаете, на чьей стороне она играет?
Леон молча дернул плечами. Артюхин поднялся, хлопнул его по спине и подмигнул, вытирая салфеткой губы.