«Надо было взять хоть бутылку минералки, — обреченно подумал Леон. — А то одурею даже невзирая на кондеры!»
На сцене вспыхнул яркий свет. За длинным столом, покрытым тяжелой зеленой скатертью, гордо восседал депутат Вайпрехт, несколько знакомых Макрицкому физиономий из правых фракций Европарламента, а также парочка весьма надутых от сознания собственной значимости региональных министров — кажется, француз и итальянец, известные своей дружбой с промышленниками. Слева, в переднем ряду мелькнула вдруг макушка Никонова. Очевидно, полковник шустро сориентировался в ситуации и договорился с кем надо.
Итальянский министр прокашлялся и обвел взглядом передние ряды. Прямо напротив него во втором ряду сидел сгорбившийся Маколей Уолпол. Неподалеку от него виднелся Стойков — где находились остальные бонзы, Макрицкий разглядеть не успел.
— Дорогие дамы и господа! Мы собрали вас для того, чтобы…
Мозг Леона еще успел уловить некий невнятный щелчок, раздавшийся, похоже, где-то прямо над сценой, но в следующий миг все вокруг наполнилось чудовищным грохотом, Макрицкого буквально выбило из уютного мягкого кресла, и наступила тишина. Впрочем, она была недолгой, потому что вскоре до майора Макрицкого стал доноситься сперва тихий, затем все более раздражающий его вой.
Казалось, что сам он находится в воде, и где-то поодаль верещат свихнувшиеся дельфины.
Леон открыл глаза. Было по-прежнему темно, и, что самое странное — прямо под ним, как он теперь ощущал, тяжко ворочалось что-то большое и мягкое. Леон пошевелился. К его изумлению, он лежал вниз головой. Но что за тюлень умудрился подплыть под него так плавно и незаметно?
Макрицкий резко перевернулся на спину — сильно заныла шея, — и в голове остро затанцевали тысячи крохотных злых иголочек.
— Господи, — простонал он. — Да сколько ж можно…
Он лежал на своем соседе-португальце, а развороченный взрывом зал наполнял невыносимый визг раненых, содрогающихся от шока и ужаса людей. Не особо разбирая направления, Леон переполз через два соседних кресла — оба уже были пусты, упал на лестницу, получил два или три ощутимых удара ботинками по голове, но все же, на четвереньках, со стонами и воплями, протиснулся в верхнюю дверь конференц-зала, ставшего для многих могилой. Что было дальше, он помнил плохо: в памяти всплывали какие-то окровавленные лица, дамская туфелька, почему-то очутившаяся в нескольких сантиметрах от его лица, тяжелый далекий вой, то удаляющийся в вязкое, туманное не-пространство, то приближающийся вновь, становясь в эти мгновения невыносимым. Единственное, что Макрицкий осознавал, это необходимость вбраться из тьмы, пыли и дыма, чтобы поскорей забиться куда-нибудь в угол. Как ни странно, это ему удалось, потому что спасатели вытащили его из-под тяжелого мягкого дивана, находившегося в углу огромного полукруглого холла в который, собственно, и выходили двери Синего зала.
Именно руки спасателей и привели его в чувство окончательно.
— Вы меня извините, ребята, — сказал он, пытаясь встать на ноги, — просто у меня это уже в третий раз, и я думал, что с меня хватит…
— У вас шок! — строго сообщил ему парень в оранжевой форме. — Руби, Хосе, берите его…
Уже находясь на носилках, Леон ощутил слабый укол в правое предплечье и провалился в пустоту.
* * *
Следователь, появившийся сразу же после того, как очнувшегося Макрицкого наскоро освидетельствовал молоденький доктор, был на удивление краток: услышав, что Леон сидел в одном из задних рядов, он лишь уточнил имя и звание, после чего пожелал скорейшего выздоровления и исчез, а следом за ним возник сотрудник украинского консульства. Он принес уцелевший служебный коннектер и документы, отобранные санитарами, когда те снимали с Леона порядком изуродованный костюм.
— Вам очень повезло, пане Леонид, — вздохнул дипломат.
— Семье сообщили? — спросил Макрицкий.
В голове у него все еще немного гудело, очевидно, от противошокового средства, что вкатили, не разбираясь, кто с чем, спасатели.
— Сперва начальству, — покачал головой консульский. — Семье — как только я выйду отсюда. У меня ведь инструкции, вы же должны понимать.
— Никонов — все?..
— Этого я, пан Леонид, знать не могу. Я думаю, сейчас с вами свяжется непосредственный начальник из Москвы, потом киевские. У вас есть какие-либо пожелания, просьбы? Мы готовы оказать вам любую помощь.
— Когда меня отсюда заберут?
— Врач говорит, что вы почти в порядке, разве что легкая контузия, так что, вероятно, сегодня же. Я полагаю, вам сообщат об этом представители командования, так как формально вы находитесь не столько в нашей, сколько в их сфере ответственности.
— Да, я понимаю. Что ж, благодарю вас. Просьба у меня только одна — немедленно свяжитесь с моим отцом и передайте ему, что я выйду на связь сразу же, как только смогу.
— Безусловно, пан Макрицкий, я сделаю это сейчас же. Желаю вам всего наилучшего.
В двадцать два по московскому он был уже в центральном госпитале ВКС России. Для начала Леона подвергли всевозможным обследованиям, а потом, к полуночи уже, в его отдельной палате появился Коровин.
Генерал был без свиты и, судя по мешкам под глазами, пережил он сегодня немало. Опустив на кровать тяжелый непрозрачный пакет — внутри что-то негромко булькнуло, — Коровин вытащил из кармана кителя пачку «Явы».