Макрицкий сделал большие глаза и пристукнул по стойке опустевшим уже бокалом.
— Выходит, оторвался я от народа, — хмыкнул он.
Ольга налила ему вина и отвернулась, чтобы принять заказ у седовласого господина в дорогой замшевой куртке, который, вздыхая и извиняясь, попросил «графинчик, икорочки порцию и, милочка моя, опяточек с лучком, а то душа не выдержит».
«А и в самом деле, — подумал Леон, — когда я похмелялся в последний раз? Так с ходу и не вспомнишь. Хорошо людям — форму им держать не надо. Пей, сколько душа попросит, и никаких вам боевых тревог посреди ночи. Хотя… разве они когда-нибудь увидят то, что видел я?»
Слушая, как Ольга привычно уточняет заказ, он вдруг остро ощутил: сама мысль о том, что довольно скоро и ему предстоит превратиться в мирного обывателя, ползающего по поверхности родной планеты и знать не знающего о безграничности мира, начинающегося сразу за пеленой атмосферы, кажется жуткой. Будто открывается, скрипя, какая-то пыльная темная дверь, а за ней — затхлое, пропахшее сыростью подземелье, из которого нет и никогда не будет никакого выхода.
Будто открывается, скрипя, какая-то пыльная темная дверь, а за ней — затхлое, пропахшее сыростью подземелье, из которого нет и никогда не будет никакого выхода. То ли от вина, то ли от самого настроения сегодняшнего осеннего утра, где-то внутри Макрицкого всплыли туманные, трудно припоминаемые сейчас ощущения детства. Восторг, смешанный с жутью, всегда наполнявший его, когда он мальчишкой смотрел в бездонную черноту украинского неба, колышущуюся светом далеких звезд. Черное небо осталось в прошлом. Вместо него перед глазами маячила сочувственная улыбка уже начинающей расплываться Ольги, которая давно махнула на матримониальные перспективы и всегда готова поболтать с похмельным украинским майором, постепенно забывающим, чего он когда-то хотел от жизни…
Из кухни выплыла сегодняшняя официантка, крутобедрая Верочка и, подмигнув Леону, понесла седому господину поднос с заиндевелым графином и закусками. Леон покачал головой, отхлебнул винца и потянулся за сигаретами.
— Шалава, — неодобрительно заметила Ольга, провожая Верочку долгим взглядом. — Все понимаю, но с поварами-то зачем? Нужны ей эти мудозвоны, как зайцу триппер.
Над входом звякнул колокольчик, и Леон подумал, что народ, все же очухавшись к полудню, решил, что суббота — самое время, чтобы начать заряжаться еще до обеда.
— Дай пепельницу, — попросил он барменшу.
— Я вот тебя все спросить хотела, — снова навалилась бюстом на стойку та, — а вот там, ну, на корабле, вы как — курите? Или обходитесь?
— Чаще обходимся, — пожал плечами Леон. — То есть по минимуму. Ты еще спроси меня, как мы там без баб обходимся…
Ольга невесело хихикнула и посмотрела куда-то через его голову. В этот момент до Леона донесся неуверенный голос Верочки — самым удивительным было то, что официантка пыталась изъясняться на английском. Макрицкий обернулся и замер в недоумении — в фигуре высокой светловолосой женщины, стоящей сейчас к нему спиной и нервно объясняющей что-то растерянной Верочке, было что-то удивительно знакомое. Он прислушался и совершенно остолбенел. В животе появилась и тотчас же исчезла аморфная капля тупой боли.
— Ни фига себе, — пробормотал он, сползая с табурета.
Словно почуяв его приближение, высокая дама вдруг отвернулась от Верочки, и их с Макрицким глаза встретились.
— Жасмин, — непринужденно улыбнулся Леон, — и что, я должен верить в такие совпадения?
Та широко раскрыла глаза и на мгновение замерла. Леон, все так же улыбаясь, склонился в шутливом поклоне и поднес к губам ее ладонь в тонкой кожаной перчатке. Короткое полупальто цвета слоновой кости удивительно гармонировало с великолепной фигурой, от пышных, ниспадающих на плечи волос исходил холодный терпкий аромат — Макрицкий вдруг почувствовал, как побежали по спине короткие злые искорки, точно так же, как тогда, в Нью-Йорке, когда она затащила его в ресторан и они долго пили коньяк с фруктами… Леон выпрямился и посмотрел в ее расширенные от изумления глаза. Не говоря ни слова, женщина притянула его к себе и коснулась губами его щеки.
Седовласый господин замер с наполненной рюмкой в руке и испустил долгий горестный вздох.
— Как тебя сюда занесло? — спросил Леон, все еще отказываясь верить своим глазам.
— Я ищу парк «Флорида», — растерянно ответила Жасмин. — Там сейчас гастролирует японский цирк… у меня поручение к его администратору… попросили кое-что передать.
Ехала на такси, машина сломалась, водитель говорит, нужно идти вдоль бульвара, тут близко… я иди-иду, никакого парка нет, на улицах тоже почти никого, одни старички…
— Японский цирк уехал еще позавчера, — вмешалась вдруг Верочка. — Так что уже не догоните.
— Н-да, действительно цирк, — Леон закатил глаза. — Немыслимо. Ты надолго в Москву?
— Вообще-то я путешествую. А ты… тоже?
— Я тут живу неподалеку. Ладно, коль уж встретились — Олечка, сообрази нам пузырек «Мартини» и в пакетик его, чтоб видно не было. Парк «Флорида», моя дорогая, действительно под боком. И раз уж мы встретились — надеюсь, ты не откажешься немного прогуляться? На улице, кажется, не так уж и холодно.