А что если все эти многочисленные экспедиции, якобы случившиеся перед самой Депрессией, как раз и искали, так сказать, нужные места? Точнее — были предприняты с целью первичной, хотя бы начальной практической разведки энергоресурсов Солнечной системы, в первую очередь — лун Юпитера и Нептуна? Веди планетологи тогда уже предполагали у них колоссальный потенциал — там и вода, и руды, и уран, разумеется. Технически такие полеты были вполне осуществимы, в конце концов до Нептуна впервые дошли уже в 28-м году, и по сути, единственное реально существовавшее на тот момент препятствие заключалось в чрезвычайной дороговизне да в непроработанности систем безопасности. Но ради энергетического Клондайка можно было и рискнуть, и денежки потратить. И все же большинство этих экспедиций попросту исчезли. Погибли в авариях? Весьма возможно. Но какого тогда черта их так секретить? Средства, затраченные на вымарывание буквально любых упоминаний о тех событиях, могут быть сопоставимы со средствами, затраченными на сами экспедиции. По сути — если, конечно, все же принять на веру то, о чем нет-нет да и заговорят в лунных барах, — мы имеем дело с беспрецедентной, невероятно затратной операцией по «замазыванию» целого ряда чрезвычайно интересных исторических событий. Тут ведь не только сами по себе полеты, как бы там не было чего-то еще… и вместо всего этого — молчание и ложь. Ложь, ложь, и еще раз ложь. Однако вот что интересно. Те или иные специалисты по промывке мозгов — от дедушки Мао и усатого горца до сегодняшних брюссельских трепачей, — всегда могут интерпретировать любое событие в нужном для себя направлении. И всегда же найдется достаточное количество баранов, которые им поверят. Но одно дело интерпретация, и совсем другое — выпарывание событий из самой ткани истории. Как у них это вообще получилось? Фантасмагория какая-то… куда, например, делись люди, обеспечивавшие техническую сторону проекта? Да заводские рабочие, в конце концов — те, что собирали «не существовавшие» корабли. Всем заткнули рты?
— Лео! — услышал он голос Ляли. — Ты где-е? Папа будет через полчаса-а!
— Я понял! — крикнул Леон. — Спасибо!
— Он просил, чтоб ты надел форму!
— Какого б еще черта? — изумился Леон. — Свадьба ж завтра?..
Он не без раздражения выкурил еще одну сигарету — собственно, крик сестры прервал нить его странных размышлений, — и, окинув тоскливым взглядом старую грушу, свесившую свои ветви за забор, пошел переодеваться.
.
Он не без раздражения выкурил еще одну сигарету — собственно, крик сестры прервал нить его странных размышлений, — и, окинув тоскливым взглядом старую грушу, свесившую свои ветви за забор, пошел переодеваться.
Напяливать на себя парадный мундир со всеми регалиями, да еще и с саблей (сабель у него было две — одна, стандартная, осталась в Москве, а вторая, подарок деда после первого самостоятельного полета, лежала здесь, в шкафу), ему не хотелось категорически, да и вообще — с чего бы? — поэтому Леон ограничился белой летней рубашкой с короткими рукавами, синими брюками и пилоткой. Погоны на месте — ну и хватит. Главное не погоны, а то, что между ними. Было б на что фуражку надеть…
Вскоре за воротами загудело. На сей раз неведомый Кононенко сработал оперативно, и лимузин отца заехал во двор без задержек. В сияющем боку питерского «Витязя» распахнулась широченная дверь, и Леон увидел, как на чисто выметенную дорожку выбирается незнакомый ему грузноватый мужчина в недорогом летнем костюме. Следом за ним вылез и отец.
— Ну привет, блудный герой, — отец коротко обнял его, отстранился, разглядывая, — мы, честно говоря, ждали тебя к вечеру, а тут Лялька на меня вышла, я и решил поспешить. С отпуском порядок? Ты ж так и не позвонил, охламон.
— Порядок, — улыбнулся Леон, — по некоторым слухам, я сейчас должен был бы быть в санатории, но, как видишь, «от госпитализации отказался». Так что вряд ли бы шеф решился не отпустить меня на три несчастных дня: не война все-таки. Хотя и похоже местами.
— Да? — прищурился отец. — Ну, ладно… поговорим. Пока познакомься, — он повернулся к своему спутнику, неловко мнущемуся возле машины, которую шофер почему-то не спешил загонять в гараж, — Анохин, Сергей Михайлович, папа Андрея.
— Андрея?..
— А, ну да… Андрей — это наш счастливый избранник… гм. Мой сын, Сергей Михайлович — Леонид. Майор, как видите.
Похоже, отец уже где-то заправился, и сейчас ему очень хотелось погордиться сыночком-астронавтом.
— Очень рад, — Леон пожал немного потную ладонь будущего родича и махнул рукой: — вы, наверное, не обедали?
— Увы, — кивнул отец, — успели только в бар заехать.
— Я тоже не очень, да и вообще у меня после самолетов всегда дикий жор. Надо бы мобилизовать Маркыча…
— Здраво. Ну, идемте. Вы, Михалыч, не стесняйтесь, Леон у нас в мании величия замечен еще не был. Парень он скромный, хотя иногда и лезет куда не надо.
Обед был подан в отцовском кабинете. Посвистывая, Макрицкий-средний распахнул дверцу объемистого бара и, загадочно пошевелив несколько секунд пальцами, выхватил пузатую литровую бутыль «Премьера» двадцатипятилетней выдержки. Леон повел бровью — коньячишко укладывался в два его майорских оклада, считая с полетными и премиальными. Очевидно, грядущая Анькина свадьба привела отца в самое благостное расположение духа.