Полицейский стал еще краснее, но все же, бросив на застывшего в кресле Леона короткий цепкий взгляд, придвинул к себе его удостоверение и повернулся к клавиатуре мощного профессионального инфора, который, безусловно, имел возможность выхода на любые открытые сети мира. Держа в левой руке свою трубку, он шустро заплясал по клавишам пальцами правой. Леон следил за выражением его лица. Через минуту оно заметно помрачнело.
— То-то у меня с утра печень болела, — проворчал Кручка и повернулся к Макрицкому. — Ну, пан секретный агент, будем считать, что я действительно не хочу неприятностей. Что я должен для вас сделать?
— Экспертиза, — любезнейше напомнил ему Леон. — Срочно, пан комиссар, срочно. Вне всякой очереди.
— Вы думаете, есть шансы? — поинтересовался тот, нажимая клавишу на интеркоме.
— Шансы есть всегда, — пожал плечами Леон. — А в моем случае их более чем достаточно.
Кручка передал вбежавшей на его зов секретарше пакетик с окровавленной салфеткой, распорядившись о необходимости срочного проведения соответствующих исследований и, тяжко вздохнув, попытался улыбнуться:
— Может, вам кофе, пан майор?
— Тогда прикажите, чтобы из машины вашего лейтенанта принесли бутылку коньяку. Там этого добра навалом.
Комиссар не ответил ему, но распоряжения о кофе и корзинках отдал тотчас же, и менее чем через минуту все заказанное было доставлено в его кабинет. Леон выдернул из корзины бутылку «Ай-Петри», сорвал печать и криво усмехнулся:
— Давайте рюмки. За знакомство, что ли…
Пан Кручка выскочил из кресла и суетливо распахнул массивный сейф в углу кабинета.
За знакомство, что ли…
Пан Кручка выскочил из кресла и суетливо распахнул массивный сейф в углу кабинета. На столе появилась пара крохотных серебряных рюмочек. Макрицкий придвинулся поближе, осторожно разлил коньяк, и понюхал кофе. Напиток был вполне, по крайней мере, не из автомата.
— Давайте, — предложил он начальнику, поднимая рюмку. — Будем здравы.
— Слава Езусу, что не за упокой души вашего друга, — ответил Кручка, отхлебывая коньяк.
— Там другая ситуация, — мрачно отозвался Леон.
В этот момент инфор комиссара пискнул и он, не успев даже глотнуть кофе, поспешно повернулся к дисплею.
— Странное дело, — произнес Кручка. — Какой-то французский гангстер. Чего его сюда занесло, у себя что ли работы мало? Только таких гастролеров мне еще не хватало!
— Французский? — вскочив, Леон метнулся к дисплею.
«Луи Анатоль Пелисье, 2091 г.р., родился в Марселе в семье… осужден за непредумышленное убийство… побег…»
— Достаточно, — тихо сказал он Кручке. — Сотрите это все к черту. И постарайтесь выкинуть мое дело из головы вон… так будет лучше для всех. Можете допрашивать подполковника Дороша — если, конечно, вам посольство позволит, но я могу сразу предположить, что ничего толкового он вам не скажет.
Комиссар хрипло вздохнул и провел рукой по волосам.
— Когда вы улетаете? Существует определенный набор формальностей…
— Я улетаю в ближайшее время, — Леон поднялся и оправил на себе форму. — Пан Кручка, поверьте мне на слово: не лезьте! Вас это дело не касается решительно никак. Чем меньше вы будете знать, тем лучше будет для вашей печени. И прикажите, чтобы мне немедленно вернули салфетку с кровью…
Двумя часами позже он уже сидел в кресле рейсового «Ила», идущего на Москву.
Глава 3.
Леон загнал машину на служебный подземный паркинг, молча, здороваясь с вахтой лишь кивками, прошел через пост внутреннего контроля и остановился перед лифтом. В руке у него была кожаная сумка с бутылкой от Уленгута, внутренний карман плаща оттягивал табельный пистолет, который он еще ни разу не брал с собой за все время службы в Москве. Коровин уже ждал; пожав руку Пальчика, Макрицкий чуть прикусил губу и шагнул в кабинет шефа.
— Садись, — приказал тот и вынул из ящика стола массивную пепельницу. — Я б на твоем месте слегка подрагивал…
— Смысл? — поинтересовался Леон, раскрывая свою сумку. — Я немного фаталист, господин генерал. Это вот вам от Уленгута, как он и обещался.
Коровин вдруг встал, подошел к стоящему у длинного совещательного стола Леону и цепко схватил коробку с портвейном. Леон посмотрел на него с удивлением: глаза у генерала горели как у пьяницы, дорвавшегося до бутылки после целого месяца трезвости.
— Отлично… — тихо проговорил Коровин, и не думая, однако же, распаковывать подарок. — Молодец Пауль. Молодец…
Коровин вернулся в свое кресло, спрятал бутылку в ящик письменного стола и резким взмахом смахнул со лба капельки пота.
— У меня, собственно, есть несколько версий, — заговорил он, глядя на Макрицкого. — Но раскрутить мы, как ты понимаешь, не можем ни одной. Твой Пелисье завербован службой покойного Луи Котте.
Твой Пелисье завербован службой покойного Луи Котте. Собственно, это они и организовали ему побег — не совсем понятно, зачем он был нужен в «нелегально-подвешенном» состоянии, разве что только для таких грязных дел, как в Праге: найти «незапачканного» киллера сейчас очень трудно. Не те времена…
— Может, и срок они ему сделали? — криво усмехнулся Леон.
— Запросто. Они же и гарантировали его безопасность на территории Евросоюза — тут, Леонид, возможны самые разнообразные варианты, но сейчас эти детали меня не очень волнуют. Версии же у меня следующие. Наименее реалистичная — действительно, им был нужен Дорош. В его департаменте сейчас есть за что зацепиться. Правда, то не нашего ума дело, но все же, есть, можешь мне поверить. Ну, и предположение более близкое к реальности, хоть в какой-то мере объясняющее этот, как сам ты понимаешь, жест отчаяния, — они очень хотят зацепить кого-нибудь из тех, кто досматривал разбитый курьер на Луне.