— То есть это — уже какие-то другие? — выпалил Леон.
— Нет, — рассмеялся Мельник. — Это те же самые. Но второй — это боевой звездолет малого радиуса действия, ориентированный на достижение сверхсветовых скоростей. В космосе он ходит на нереактивной тяге.
Макрицкий снова впал в задумчивость. Разговоры о нереактивной, или волновой, тяге, он слышал уже давно. Говорили об этом в основном сами астронавты, в среде которых существовало немалое количество легенд о пронизывающих пространство «волновых ветрах», способных, якобы, нести на себе корабль с огромными скоростями. Знакомые Леону инженеры обо всем этом отзывались с усмешкой — их мозги были парализованы двигателями Триумвирата, которые гоняли антивещество со сверхсветовыми скоростями истечения. По сути, Старшие использовали тот же самый реактивный движок, что и земляне, с той лишь разницей, что из его дюз летел поток непостижимого «экзовещества», вырабатываемого громоздкой цепью генераторов антиматерии.
Волновая тяга открывала огромные возможности, и в первую очередь — для маневра в пространстве. Черные треугольники, использующие волновые двигатели, настолько же превосходили по своему уровню звездолеты Старших, насколько те — земную технику.
Мельник, казалось, прочел его мысли.
— Да, — сказал он, подливая Леону водки, — волновая тяга, она самая… правда, как это все работает, мы понять не в состоянии. Если бы удалось захватить живого инженера — тогда, может быть, наши парни и разобрались во всей этой ерунде.
— И ты хочешь сказать, что они пришли к нам снова?
— Они не появлялись почти восемьдесят лет. И теперь по Системе бродит не маленький скаут-треугольник, а махина размером с пол-Москвы.
Некоторое время они молчали. Леон смотрел в огонь и думал о том, что Мельник, в сущности, не сказал ему ничего нового. Все это он знал и до него, более того — он видел их собственными глазами.
Сейчас он готов был поклясться, что тот, кто протянул ему, умирающему, свою сильную ладонь в черной чешуйчатой перчатке, пришел сюда не со злом.
— И ты, стало быть, считаешь, что я также буду привлечен к проекту? — несколько невпопад поинтересовался Макрицкий.
— Я это просто знаю, — с улыбкой ответил Мельник.
— А что, ты против?
— Нет… Нет, я не против… я так, думаю. Я думаю о том, какую информацию мне придется обрабатывать на станции…
— Все вполне логично, Лео: ты будешь военным представителем ООН, и никто не удивится, если ты начнешь совать свой нос в какие-либо странности. Тем более что право секретить любые данные тебе будет дано даже не нашей конторой, а непосредственно Ассамблеей. Но на самом деле, твое привлечение к проекту никак не связано с грядущим назначением — не думай, что мы стремимся использовать тебя в силу удачно подвернувшихся обстоятельств. Если тебя направят на лунные рейсы, мы найдем, кого засунуть туда… нет-нет, нам нужен именно ты. Не думай, что на свете так уж много молодых астронавтов с твоим опытом и мозгами.
— Спасибо, — рассеянно произнес Леон. — Наверное, мне придется пройти какую-то особую подготовку?
— Это все потом… Насколько я понял, ты собираешься отгулять свой отпуск?
— Да, я хотел подышать воздухом.
— Вот и дыши. — Мельник чокнулся с ним и мечтательно усмехнулся: — Мне б твои возможности… в дыхании.
Глава 6.
В дверь номера вкрадчиво позвонили. Леон медленно, словно в полусне, отошел от окна, в стеклах которого отражались желтоватые шары старинных фонарей, и двинулся в холл.
— Да! — громко сказал он.
В дверях возникла симпатичная мордашка горничной — это был очень дорогой отель, способный на содержание живой прислуги, — и Леон, глядя на ее юную улыбку, заулыбался в ответ.
— К вам прибыл месье из прессы, — пропищала девушка, — он прислал вам визитку, вот…
Леон взял с подноса запечатанную в непрозрачный пластик карточку, резким движением разорвал конвертик и хмыкнул:
— Просите.
Как и следовало ожидать, Юбер Форен прятался у девчонки за спиной. Едва громоздкая фигура в длинном светлом пальто ввалилась в холл номера, Леону показалось, что кто-то зажег дополнительное освещение. Возможно, виной тому были густо-синие глаза репортера, а может быть, его невероятно рыжая борода… выпутываясь из медвежьих объятий своего друга, Леон махнул горничной, и та, смеясь, поспешно ретировалась.
— Я хотел достать тебя в Штатах, но потом понял, что меня к тебе не подпустят, — загрохотал Форен, устраиваясь в кресле, — а позавчера купил ваши «Ведомости» и — на, пожалуйста, — о тебе пишут, ты в Париже, а я — ни сном, ни духом!..
С Юбером Леон познакомился после той давней истории с погибшим французским планетолетом. Форен никогда не работал на какое-либо конкретное издание, предпочитая оставаться «свободным художником», и тогда им повезло обоим: Юбер стал знаменит сам и сделал знаменитым Леона, чье интервью обошло всю Европу.
— Я надеюсь, — засопел журналист, глядя на молчаливую улыбку Макрицкого, — до тебя еще не добрались ваши киевские прощелыги?
— Не переживай, — заговорил наконец Леон, — эксклюзив по-прежнему за тобой.
— Тогда, — еще сильнее расцвел Форен, — с меня ужин!
— Да уж, — хохотнул Леон, — я славный клиент: со мной не нужно делиться гонораром. Как ты, старина, рассказывай? Я смотрю, что за эти два года ты совершенно не изменился.
Полчаса спустя такси привезло их в незнакомый Леону узенький переулок Монмартра и остановилось возле дверей небольшого ресторана. Выбравшись из машины, Макрицкий с любопытством уставился на готический фасад древнего здания в четыре этажа — видимо, наверху располагался крохотный отельчик для любителей парижского шарма.