— Об этом, увы, я регулярно беседую с серьезнейшими профессионалами, — скривился Леон, — которые имеют совсем другое информационное поле, нежели вы, дорогие мои преуспевающие бизнесмены. Хотя если рассуждать с точки зрения морали, то скрывать эту информацию от вас, наверное, неправильно. Но тут не мне судить. Факт тот, что потрясения будут. Вопрос — насколько масштабные, и на какой срок растянется та самая «эпоха перемен», о которой не любили говорить в Китае.
— Умный мальчик, — покивал дед и поднялся на ноги.
Раскрыв встроенный шкаф, где обычно хранились документы из личного архива, он вытащил коробку сигар и непрозрачную синюю бутылку без этикетки.
— Черный ром, — сообщил он, не оборачиваясь. — Самый лучший напиток для такой ситуации. Так отцу ты еще ничего не говорил?
— Ну, он приехал с гостем, не мог же я его отрывать.
— Хорошо. Держи, — дед протянул Леону высокий узкий стаканчик из древнего, потемневшего серебра и толстую сигару. — Дикие вещи творятся на свете, — пробурчал он, возвращаясь в кресло. — Никогда не думал, что доживу до такого. Куда-то не туда мы все забрели… нас так долго отучали от политики, а теперь выясняется, что сами политики постепенно превращаются в отребье.
— По-моему давно превратились. Без всякого участия с нашей стороны, — возразил Леон.
— Да ну? Смотри, сто лет тому назад сама мысль о том, что бизнес и политика могут существовать раздельно, в различных, так сказать, плоскостях, казалась полнейшим абсурдом.
Ты этого не поймешь, просто потому, что не застал процессы, которые происходили при этом «разделении». А ведь тогда, незаметно для нас, родился совершенно новый подход к основам управления… прежние демократии ушли в учебники истории, после Депрессии сами собой выработались принципиально новые бюрократические схемы — механизмы, я бы сказал, с которыми мы и живем все эти годы. Довольные, между прочим, и сытые.
Дед замолчал. Отпил из своего стаканчика, посмотрел в окно — легкий предвечерний ветерок колыхал ветви деревьев в саду.
— Я боюсь, что сейчас все повторится с начала, только на качественно новом уровне, — вздохнул он. — Огромные промышленные структуры, которые столько лет искусственно разделялись и обезжиривались, рванут так далеко вперед, что мы и ойкнуть не успеем, как окажемся в новом средневековье. Собственно, такие сценарии широко муссировались в середине двадцатого века, но тебе вряд ли рассказывали об этом на уроках истории. А я много видел, да и не в том только дело. Когда видишь — начинаешь задумываться. Тебе никогда не приходило в голову, что сегодняшний энергетический кризис поддерживается искусственно? Что вся мировая экономика уже давно живет в состоянии хорошо управляемого стасиса? Ни туда и ни сюда, ни спадов ни подъемов, разве что налоги потихоньку растут, но это неизбежно при политике кормления бездельников. Чем это закончится? Или ты думаешь, что я не вижу, как мы доедаем последнее, что может нам дать планета?
— Больше половины современной энергетики дает космос, — замотал головой Леон. — Так что не надо…
— Энергетика! Хорошо, пусть так — но почему не больше? Что мешает? В прошлый раз ты очень складно говорил о том, что ни у кого, дескать, нет средств. Да есть, поверь мне! Но одно дело иметь средства, а совсем другое — иметь возможность их вложить. Так вот все, что сейчас происходит — это и есть драка, причем драка страшная, за возможность применения накопленных средств. И поверь мне, те, кто сидит сверху — что в Москве, что в Киеве, что в Брюсселе, — уже чувствуют, что в драке в этой им придет конец. Развалится не только европейская «система стабильности», рухнет вообще мировая система управления, основанная на принципе «разумной недостаточности». И вместе с ней полетим и мы… вопрос — куда?
— Ну, по-моему, наши к Договору всегда относились скептически. В Брюсселе как раз четко знают, что скажет Славянский Союз, как только дело дойдет до ратификации. Так что позволь с тобой не согласиться. Насчет управляемости всех происходящих в экономике процессов — да, безусловно. Но после Депрессии…
— Да при чем тут Депрессия? Ты хоть представляешь себе, что происходило в мире, когда стало совсем плохо с нефтью? Ничего, выкрутились. Да, кое-кого пришлось бомбить для вразумления, ну и что? Система-то не рухнула, выстояла. А Депрессия была уже позже, и пойди ты теперь разберись в ее истинных причинах! У меня есть свое мнение, а у профессоров Сорбонны — то, которое им разъяснили в правительстве. Вот и все! Депрессия… — Дед снова замолчал, пыхнул несколько раз сигарой и раздраженно махнул рукой. — Депрессия была величайшим мошенничеством в истории человечества, потому что на самом деле никакой депрессии не было.
— А что же было? — изумился шокированный Леон.
— Было, повторяю, величайшее мошенничество. «Большой рывок» технологий, о котором ты сто раз читал и даже писал рефераты, обусловил резкий рост влияния ряда компаний, специализировавшихся на разработке революционных по тем временам технологий, и в первую очередь — инноваций в энергосфере.
Это было похлеще старого «Майкрософта». Революция в энергетике и транспорте сделала ненужными «ресурсные войны», к которым кое-кто уже успел подготовиться. Тут еще и космос стал доступен — и опять-таки на том самом водороде. Ну, технически ты это все знаешь гораздо лучше меня — что тебе объяснять… Ты вот главного не знаешь — в какой-то момент большой бизнес, которым всю жизнь пугали младенцев, вырвался из-под контроля бюрократических систем, точнее, системы, которая к тому моменту тоже стала транснациональной. И на Земле большому бизнесу стало тесно. Все способы сдерживания на тот момент уже были исчерпаны, остался последний, самый радикальный — искусственное обрушение мировой финансовой сети. Что и было сделано. Что, тебе уже дурно? Давай налью еще…
— Но в это сложно поверить, — вздохнул Макрицкий-младший, принимая из рук деда бутылку.